— Я попросил цветочницу не обрезать стебель, — хрипло произнес он, — чтобы шипы кололи мою совесть.
У Хестер глаза наполнились слезами, а Джулиане стало трудно дышать.
Хоук сдвинул брови.
— Я был не прав. Хоть и с большим запозданием, хочу поблагодарить тебя зато, что ты сделала для Джулианы. Ты… продолжишь?
— Разумеется, — ответила Хестер.
Видно было, что он колеблется.
— Прости меня.
— Негодник. — Ее голос дрогнул.
Из-за их скованности Джулиана почувствовала себя неловко. Ее мать всегда говорила, что в самые трудные моменты может выручить чашка чаю. Она пересекла комнату и взяла в руки колокольчик.
— Позвоню, попрошу принести чай.
Хоук сел в свое любимое кресло. Собаки бросили Хестер и уселись у его ног.
— Сладкое придется подождать, — сказал он.
Когда они тронули его ботинки лапами, он наклонился и погладил их. Потом взглянул на Джулиану.
— Ты послала записку леди Босвуд?
— Да, — ответила Джулиана, — и написала Джорджетте, все ей сообщив.
— Отлично, — кивнул Хоук.
Принесли чай. Хестер попросила горничную поставить розу в вазу в ее спальне. Джулиана наполнила чашки. Он отнес чай тетке. Сердце Джулианы переворачивалось, когда она стала накладывать на тарелки печенье.
Потом она села рядом с Хестер и поднесла чашку к губам. Хоук доел печенье и поставил тарелку на пол. Пока собаки слизывали крошки, он загадочно посмотрел на Джулиану.
— Я ожидал застать здесь пятерых мальчиков.
— Я приму их в другой день.
— Какие планы на вечер? — спросил он, отставив чашку.
— В «Друри-Лейн» дают «Гамлета», — сказала Хестер. — Леди Дюрмон прислала приглашение на обед, но я отказалась, выразив ей сожаление.
Джулиана с облегчением вздохнула. Менее всего ей хотелось провести вечер в обществе этой отвратительной Элизабет.
— Театр так театр, — не стал возражать Хоук.
— Для вас, леди, принесли посылку, — сообщил, входя, дворецкий.
— Можете оставить ее на буфете, — сказала Хестер.
— Я пойду. — Хоук поднялся. — Вернусь вечером на экипаже и отвезу вас.
— Как это мило с твоей стороны! — сказала ему Хестер.
— Я провожу вас до выхода. — Джулиана встала. Хоук предложил ей руку. Когда она взялась за нее и под рукавом почувствовала твердый мускул, у нее перехватило дыхание и едва не подогнулись колени от исходившего от него запаха сандалового дерева и еще чего-то первобытного и мужского.
Когда они остановились у выхода из гостиной, он посмотрел на Джулиану.
— Хочешь мне что-то сказать?
— Вы очень хорошо поступили, — прошептала Джулиана, встретив его взгляд.
— Я не заслуживаю похвалы, — нахмурился Хоук.
— Вы сделали ошибку, но признались в этом и попросили прощения. Хестер была тронута розой с шипами.
Он отвернулся. Ей показалось, что она смутила его.
— Вы доставили ей радость. — «И мне тоже».
Когда он вновь повернулся к ней, губы его тронула кривая улыбка.
— Знай я, что роза с шипами поможет вернуть твое расположение, я приносил бы их тебе каждый день.
Его шутка слегка сбила ее с толку, потому что она думала, что так он хотел искупить вину перед теткой. Но потом решила, что ему просто неловко проявлять нежность. Мужчины вообще не любят открыто выражать свои чувства.
— Можете приносить мне розы, но будьте осторожны. Мои колючки могут поранить до крови.
Хоук рассмеялся и дернул ее за локон за ухом.
— Это моя девушка.
Улыбка застыла на лице Джулианы. Он произнес те же слова, что и вечером, когда сопровождал ее на бал к Бересфорду. Эти слова всего несколько недель назад шнурком обвились вокруг ее сердца и подарили ей надежду. Тогда она не знала, что случайное проявление нежности для него лишь формальность.
Хоук бросился вниз, перескакивая через две ступеньки, а Джулиана судорожно сглотнула. Когда он спустился, то обернулся и подмигнул ей. Затем неторопливо направился к выходу.
Хоук был обаятелен, ему ничего не стоило околдовать подмигиванием или улыбкой, даже не сознавая, что оставляет позади разбитое сердце.
По иронии судьбы Джулиана точно так же поступила с двенадцатью отвергнутыми ею.
— Джулиана! — окликнула ее Хестер.
Вздохнув, Джулиана натянуто улыбнулась. Она научилась скрывать свои чувства не только ради себя, но и ради других.
Когда она вошла в гостиную, Хестер встала, держа в руках полученную только что посылку.
— Запри дверь, — попросила она взволнованным тоном.
— Хестер, что это? — спросила Джулиана, закрыв дверь.
— Пока не знаю. Сядь и раскрой ее.
У Джулианы дрожали пальцы, когда она развязывала бечевку. В конверте лежала небольшая брошюра.
— О, небо! — воскликнула Джулиана. Глаза ее наполнились слезами.
— Давай вместе полюбуемся, как твои слова выглядят в напечатанном виде.
Джулиана перевернула страницу и пробежалась по ней пальцами.
— А ведь здесь могло стоять мое имя.
— Это обидно, но необходимо, — сказала Хестер. — Не будем расстраиваться из-за этого. Может быть, прочтешь вслух?
Пока Джулиана читала, ее не покидало удивление, что это она сама написала. Она напряженно работала, но сейчас это казалось почти неправдой, хотя книжка — вот она, в ее руках.
Когда Джулиана закончила читать, Хестер предложила отметить ее выход в узком кругу — с Эми и Джорджеттой.
— Не стоить звать Салли Шеферд. Я уверена, она славная девушка, но чем меньше людей будет знать, тем лучше.
— Согласна.
— Важно напомнить твоим подругам, чтобы держали язык за зубами.
— Да, мы должны сказать, чтобы они делали вид, будто не подозревают о существовании этой книжки. И нигде не высказывали своего мнения о ней.
— Меньше разговоров, — кивнула Хестер, — меньше вероятности случайно выдать твою тайну. Это всего лишь мера предосторожности. Как я уже говорила, если случится худшее, я возьму авторство на себя.
Совсем недавно Джулиана согласилась бы с Хестер, но сейчас она знала, что никогда не позволит этой доброй женщине принять вину на себя. И так все члены семьи Хестер считают ее аморальной. Если сказать им, что это Хестер написала книжку, они ее осудят.
Джулиана отбросила сомнения. Кроме нее, только три человека знают, кто автор, и ни один из них не предаст.
От звука сотен голосов в зале театра стоял невообразимый шум.
Джулиана сидела рядом с Хоуком и поправляла скромное декольте. Она готова была надеть платье с рискованно глубоким вырезом, как предлагала Хестер, но в последний момент передумала. Ткань едва закрывала соски, и она поняла, что все время будет думать об этом.
