— Возможно.
— Возможно? Для какой-нибудь другой женщины это могло стать действительно ужасным наказанием, но, поверьте мне, я знаю разницу между тем, что кажется ужасным, и тем, что является ужасным.
Хатклифф вынужденно кивнул.
— Как скажете. Мне остается только верить вам. Но если вам нужна будет помощь, любая помощь, прошу вас, помните, я всегда помогу вам.
— Благодарю вас, — улыбнулась Джоанна с искренней симпатией. — Но нет никакой необходимости беспокоиться обо мне. Не хотите чаю?
Хатклифф взглянул на закрытые двери гостиной.
— Нет. Не буду испытывать терпение вашего мужа. До свидания, леди Гримстон.
— До свидания, — с искренним облегчением попрощалась она.
Хатклифф вышел, коротко кивнул на прощание графу Гримстону. Гримстон проводил гостя взглядом, потом вошел в гостиную. Джоанна казалась несколько обеспокоенной.
Он не мог держать ее взаперти всю жизнь, как бы ему ни хотелось.
— Твое наказание окончено, — сухо сообщил он.
— Окончено? — она не поверила своим ушам. Не после этого… визита.
— Окончено, — твердо повторил он. — Ты можешь ходить куда и когда хочешь, общаться, с кем захочешь.
Он хотел уйти, но Джоанна остановила его:
— Милорд!
— Да?
— А где я… сплю?
— Со мной, — четко сказал он, давая понять, что выбора в этом вопросе у нее нет, не было и не будет. Он дождался ее неуверенного кивка и вышел из гостиной.
Неуверенность Джоанны заключалась лишь в том, что она сомневалась, правильно ли муж понял ее вопрос. Она всего лишь хотела спросить, спит она в его спальне или же в своей. И только ли спит. Что ж, придется оставить выяснение этого вопроса до вечера.
* * *
Вечером, войдя в его спальню, Джоанна нервничала чуть больше обычного, потому что не знала, вернулись ли они к тем отношениям, что были до ее эксперимента, или нет. Она пыталась понять, что думает ее муж, но не смогла. Настроение графа беспокоило ее, она не знала, какие последствия может иметь его нынешнее непонятное состояние. Ей казалось, что в нем копилось какое-то напряжение — которое могло разразиться неожиданной грозой. Она была бы рада, если бы он воспользовался ею, чтобы хоть немного расслабиться, но он всего лишь уснул рядом с ней — так, как было раньше. Вот только даже во сне его тело было жестким, а рука, лежавшая на ее животе, была заметно напряжена.
Утром он сообщил ей, что этим вечером они должны побывать на одном приеме. Джоанна была полностью согласна с мужем — она полагала, что должна появиться в свете после своего долгого отсутствия живой и счастливой.
Собираясь вечером, она позволила горничным затянуть на ней корсет. Просто пытка какая-то… Ну не было у нее осиной талии, какую положено иметь любой элегантной графине. Взглянув на себя в зеркало, Джоанна поморщилась. Большое зеркало с идеальной поверхностью и совершенной отделкой отражало обычную женщину, не идеальную и не совершенную. Утешала лишь одна мысль: граф взял ее в жены не затем, чтобы она олицетворяла картинку из модного журнала. Если бы он хотел в жены одну из тех модниц, то давно бы женился. «Никто из них не достоин графа, только ты,» — подбодрила Джоанна сама себя и изобразила гордую, довольную улыбку, которую и должна была демонстрировать всему высшему обществу.
Ради репутации мужа она блистала: притворялась красивой и самой привлекательной женщине на балу, которой вовсе не нужны модные вещи, чтобы иметь успех, танцевала, очень осторожно флиртовала, между делом сообщая, как обидно простудиться в разгар сезона… Как ни странно, ей верили. Или, скорее, делали вид, что верили, ибо так было удобнее.
Иногда вдруг ловила на себе бесстрастный взгляд мужа с другого конца зала. В таком случае она немедленно извинялась перед своим собеседником или пратнером по танцу и направлялась к графу. Но не успевала дойти до него: он исчезал.
Когда бал подходил к концу, граф Гримстон сам подошел к ней, сообщая, что им пора ехать домой. Джоанна немедленно согласилась, одарив мужа искренне счастливой улыбкой: он, в конце концов, спасал ее от утомительного притворства. Хотя некоторые, возможно, истолковали это «счастье» по-своему.
— Тебе понравилось на балу? — спросил граф в карете.
— Да, милорд, благодарю вас, — она улыбнулась ему.
Он секунду помедлил, прежде чем ответить:
— Я рад.
Несколько минут они ехали молча, пока карета не подъехала к крыльцу их дома — бал давали в доме, расположенном на соседней улице.
В холле граф попросил Джоанну пройти с ним в библиотеку.
— Я хочу кое-что сказать тебе, — объяснил он. Джоанна кивнула, и муж, взяв ее под руку, проводил ее в библиотеку, плотно закрыв за ними двери. Он подвел ее к дивану. — Садись. Выпьешь чего-нибудь?
Себе он тем временем наливал виски.
— Нет, благодарю вас. Я выпила достаточно шампанского на балу, — уверила его Джоанна и забеспокоилась, задумавшись о своих собственных словах и о поведении мужа.
— Возможно, я выпила лишнего и вела себя неправильно? — она тревожно посмотрела на него.
Граф, глотнув виски, скривился: она ожидала очередного подвоха. Наказания, выговора…
— Нет, — он облокотился о каминную полку и глядел прямо на жену. — Ты была прекрасна. Прекраснее любой другой женщины.
Заметив, что камин не горит, он неожиданно спросил:
— Ты любишь лето?
— Ч-что? — растерялась Джоанна.
— Ты как-то сказала, что не любишь зиму. Ты любишь лето?
— Н-нет, — она попыталась собраться с мыслями. — Я не знаю. Просто летом не нужно беспокоиться о теплой одежде, и о дровах, и… — она неопределенно махнула рукой, — и о других вещах.
— Понятно.
Он снова глотнул обжигающего виски.
— Джоанна…
Он дождался, пока она взглянет на него.
— Я люблю тебя, — сообщил он.
Услышав это, Джоанна оцепенела. Любит… Любит?.. В глазах его не было насмешки, не было желания угодить. Обычный его бесстрастный, серьезный взгляд. Граф просто сообщил факт. Как, например, мог бы сказать «солнце встает каждое утро». Словно это было так же просто и так же неоспоримо.
Джоанна вздохнула, словно собираясь что-то сказать, но так и не сказала, потому что признание графа лишило ее всех мыслей. Она еще раз вздохнула и сказала то единственное, что мучило ее уже два дня:
— Вы не выглядите счастливым.
Граф криво улыбнулся.
— Это потому, что любовь редко приносит счастье. Коварное чувство, очень… — он поболтал виски в бокале, — предательское. Твой первый муж говорил тебе о любви?
Джоанна нервно сглотнула и решительно отогнала вдруг нахлынувшие воспоминания.
