Констанс гордилась тем, что сотворила, и у нее не было оснований бояться наказания. Томазина понимала, что женщины преданы ей и сделают все, что она скажет.
– Сначала я решила, что Ричард Лэтам должен умереть, потому что он убил Джона Блэкберна. Это он устроил пожар. Вербурга его там видела.
– Нет! – не поверила Фрэнси.
– Да. Ваш отец, мадам, не хотел, чтобы Ричард Лэтам женился на мне, и Лэтам…
– Нет! Он не хотел отдавать ему меня!
– Ричард никогда не собирался жениться на вас! Он собирался вас убить – естественно, после свадьбы с наследницей! – Слеза побежала по щеке Констанс. – Он не должен был убивать Джона Блэкберна. Я любила старика.
Майлс с его чутьем пролазы тут же повернулся к Констанс.
– Милая Констанс, – сказал он, стараясь воззвать к ее разуму, – мне очень жаль, но нам не позволят обвенчаться. Мы с тобой родственники, ведь ты жена моего брата!
– Я никогда этого не хотела!
Майлс отпрянул.
– Зачем же ты согласилась?
– Потому что он этого хотел!
– Незачем было убивать его, чтобы избежать супружеской постели. – Он был до того растерян, что в своем цинизме даже забыл об осторожности. – Если у тебя была свидетельница, почему ты не обвинила его в убийстве Блэкберна? Почему ты не отдала его в руки правосудия, чтобы его повесили?
Возмущенная его непониманием, Констанс сжала кулаки и посмотрела на Фрэнси.
– А письмо?!
– Письмо? – не понял Майлс.
– Да, письмо. Твой брат запугал меня им, а когда Вербурга увидела, что он его сжег, я ему отказала и пригрозила, что отдам его в руки шерифа. Вот тогда-то он показал мне письмо Лавинии Стрэнджейс и обещал предать его гласности, если я не обвенчаюсь с ним.
Томазина знала, что Констанс говорит правду. Она только не учла тогда буйную реакцию Фрэнси. А потом Вербурга напоила ее отваром мандрагоры, которой отравила Лэтама. Томазина сделала несколько шагов к сестре, словно хотела защитить ее, как и обещала матери.
Но Констанс не видела Томазину. Все ее внимание было сосредоточено на Майлсе.
– Я согласилась на предложение Ричарда, но мне надо было что-то придумать, потому что иначе он бы меня убил. – Она произнесла это тоном, не вызывающим возражений, всего-навсего объясняя, почему то, что случилось, случилось. – Я защищалась.
– А Генри Редих? – спросил Майлс. – Его ты тоже?
– Стечение обстоятельств. – Констанс пожала плечами. – Я видела, как он седлает коня, ну и свистнула так, что конь его сбросил. – Она рассмеялась. – Он ударился головой о камень и утонул. Я его не трогала, только положила ему за пазуху страницу из книги моей матери.
Фрэнси что-то прошипела сквозь зубы, но Констанс даже не взглянула в ее сторону.
– Твоя драгоценная Фрэнси была его любовницей. Она спала с Ричардом Лэтамом и с Генри Редихом. И ты говоришь, что любишь эту шлюху?
– Констанс…
– Я тебя люблю, Майлс, а она не любит. Она хотела тебя сегодня погубить, а я сохраню тебе жизнь.
Помимо его желания в его глазах вспыхнуло восхищение. Томазина должна была признать, что и ее охватило нечто похожее. Неужели власть Лавинии перешла к Констанс?
– Возьмите ее, – вздрогнув, приказала Констанс, показывая на Фрэнси Раундли. – И ее. И ее, – продолжала она, имея в виду Томазину и Марджори.
Томазина поняла, что Констанс с самого начала знала об их присутствии.
Женщины наперегонки бросились исполнять приказание, вынуждая Томазину действовать. Она не могла допустить грубости в отношении матери Ника.
– Я – истинная преемница Лавинии Стрэнджейс! – крикнула она. – Я, а не Констанс!
Томазина знала о своем сходстве с Лавинией и теперь молилась о том, чтобы женщины, не знавшие ее, поверили, будто она не только внешне, но и внутренне неотличима от Лавинии Стрэнджейс.
– У меня ее книга, – добавила она и встала на камень рядом с Фрэнси, Майлсом и Констанс. – Я владею ее силой. Сейчас не время проливать кровь. Моя сестра юна и легко возбудима. Она ведет вас не в ту сторону. Слушайте меня, женщины Гордича! Именем Лавинии Стрэнджейс я приказываю вам разойтись.
– Я засажу тебя в тюрьму… – прошипела Констанс.
– Ты уже пыталась меня убить.
Констанс ухмыльнулась.
– Это Агнес. Она хотела попробовать на тебе мазь. Я всего лишь ей не запретила.
Прежде чем Томазина осмыслила это новое открытие, из темноты прошелестело:
– Помоги своей сестре…
Умом Томазина понимала, что это Вербурга, однако в сердце у нее звучали слова матери, сказанные ею перед смертью. Воля Томазины ослабла, и Констанс, почувствовав это, тотчас приказала женщинам возвратиться.
– Если вам Томазина Стрэнджейс не указ, тогда слушайте меня! – крикнула Фрэнси. Темные фигуры в сомнении остановились. – Я – хозяйка Кэтшолма! Вы клялись мне в верности.
У Констанс дьявольски засверкали глаза.
– Это ваши отцы и мужья клялись, а вы ей ничего не должны! Вы ей ничего не должны, потому что вы для нее – ничто! Только благодаря мне и через меня вы обретете силу и власть!
Томазина услышала шорох в кустах позади себя, но все ее внимание было приковано к Констанс и Фрэнси, которая, стараясь столкнуть Констанс с камня, не замечала у нее в руке ножа.
– Ты обманула меня! – крикнула Констанс.
Томазина не поняла, о каком обмане идет речь, – разве что Фрэнси все эти годы выдавала себя за мать Констанс… или разрешала Ричарду Лэтаму вертеть ими обеими… или приняла предложение Майлса, которого Констанс сама хотела заполучить. Как бы там ни было, Констанс намеревалась убить Фрэнси Раундли и кроме Томазины никто не мог ей помешать.
Томазина схватила Констанс за руку, и нож прошел мимо Фрэнси. Томазине во что бы то ни стало хотелось положить конец тому злу, которое было наследством ее матери, и она отчаянно боролась с Констанс, пока Фрэнси искала защиты в объятиях Майлса. Никто и пальцем не шевельнул, чтобы помочь Томазине.
– Я убью ее! – визжала Констанс.
Безумие придавало ей силы, и Томазина не сомневалась – она исполнит свою угрозу.
В глазах сестры она увидела свою смерть и поэтому продолжала бороться с ней, хотя понимала, что если никто за нее не заступится, ее поражение – всего лишь дело времени.
Они вместе покатились по земле, и у Томазины перехватило дыхание. Она теряла силы, видя, как нож приближается к ней, уже почти лишилась всякой надежды на спасение, как вдруг кто-то оторвал Констанс от нее.
Томазина откатилась в сторону. Встав на колени, она услышала плач Марджори и, обернувшись, увидела Ника Кэрриера, отчего сердце ее наполнилось неизъяснимым ужасом.
Из руки его текла кровь, а он все никак не мог отобрать нож у Констанс.
