Льдисто-зеленые глаза встретились с ее взглядом. А затем он ринулся вперед и поднял ее с пола, его рот жадно искал ее губы. Приглушенно охнув, Изабель поцеловала его в ответ. Она впилась пальцами в твердые мускулы его спины, пытаясь притянуть Салливана ближе к себе.
– Ты такая упрямая, – пробормотал он, покрывая поцелуями, казалось, каждый дюйм ее обнаженной кожи. Салливан расстегнул спереди ее темно-зеленую амазонку, его рот следовал за руками. Когда его губы коснулись груди Изабель, она снова охнула. – Такая упрямая, – продолжил он.
Изабель продолжала молчать, боясь, что если заговорит, то он осознает, что делает, и остановится. Вместо этого девушка поцеловала его в ответ, желая большего, но позволяя ему управлять ситуацией. Когда Салливан внезапно отодвинулся от нее, снова присев на корточках, она села прямо.
– Не останавливайся.
– Черт побери, не на полу. – Он подхватил ее одной рукой под коленями, а другой – под спину, и поднял Изабель вверх, затем запер парадную дверь и направился вверх по лестнице.
Она поцеловала Салливана в горло, ощущая глубоко в его груди, там, он прижимал ее к себе, рокот удовлетворения и возбуждения. Теперь родители знали о ее любви к нему, но Изабель не думала, что они понимают ее чувства. Даже она сама не была уверена, что сможет описать это словами. Он заставил ее посмотреть в глаза самому большому страху в ее жизни, но не только потому, что показал ей, как ездить верхом. Благодаря Салливану она осознала, что есть другие, более значительные вещи, чем детские кошмары. Она могла бы потерять его. Она все еще может потерять его, но, по крайней мере, с этим Изабель могла бороться.
Салливан опустил ее на большую голубую кровать в своей мрачной, типично мужской комнате. Здесь он окружал ее, внутри и снаружи. Когда он навис над ней, Изабель потянулась вверх, чтобы расстегнуть пуговицы на его брюках.
– Это ошибка, – прошептал он, снова завладев ее ртом, скользнув языком между ее губ. В следующее мгновение мужчина ухватился за отвороты амазонки и распахнул ее, обнажив грудь Изабель для своих умелых губ и рук.
– Конечно, это ошибка. Все, что происходило между ними, это ошибка. Вот почему это казалось таким… драгоценным. Ничто из этого никогда не должно было произойти. Изабель стянула его брюки вниз, и он ногой отбросил влажную одежду. Почти тем же самым движением Салливан задрал подол ее платья вверх, до бедра, рукой и коленями обнажая ее ноги. Она помогла ему, потянув тяжелую ткань амазонки выше бедер.
– Я хочу тебя, – продолжил он таким же отчаянным тоном, и сделал толчок вперед, скользнув глубоко внутрь ее тела.
Изабель застонала от ощущения наполненности. Запрокинув голову, она впилась пальцами в его плечи и обхватила ногами его бедра, пока Салливан совершал сильные толчки внутри нее. Вот, вот чему он научил ее. Что два таких разных и все же не совсем разных человека могут, на несколько задыхающихся мгновений, стать одним целым.
– Изабель, – выдохнул он одновременно со своими движениями, его взгляд не отрывался от ее глаз, когда девушка напряглась, а затем с дрожащим стоном забилась в экстазе.
В последний момент Салливан вырвался из ее объятий и откатился в сторону. Она, задыхаясь, наблюдала за его оргазмом. Изабель понимала, почему он сделал это, почему он каждый раз выходил из нее и почему этот поступок делал Салливана лучшим человеком, чем его отец. Но очень глубоко в ее сердце пряталось желание, чтобы он не покидал ее, чтобы он доходил до высшей точки внутри нее.
– Этого ты хочешь? – наконец спросил Салливан, который вернулся к ней и лег на спину, чтобы она могла прижаться к нему, положив голову ему на плечо. На плечо с почти одинаковыми шрамами, которые разделяло всего несколько дюймов. Еще два раза судьба сохранила ему жизнь, еще два момента, благодаря которым они могли бы никогда не встретиться.
– В том числе, – призналась Изабель, проводя пальцами по его коже.
– И это тоже только часть того, чего я хочу от тебя, Тибби.
– Тогда возьми все.
– Ты выйдешь за меня замуж?
Ее сердце сильно забилось в груди, безрассудное и гораздо менее осторожное, чем ее рассудок.
– Выйду – если ты попросишь меня.
– Я не могу сделать это.
– Салливан, прекрати решать, чего я хочу или не хочу от своей собственной жизни. Знаешь, я взвесила все «за» и «против».
– Не думаю, что ты взвесила как следует. Я на девять лет старше тебя, Изабель, и часто видел, каким язвительным и жестоким может быть мир к таким, как я. И если ты останешься со мной, то тебя ждет такая же судьба. Даже хуже, потому что ты добровольно спустишься ко мне с большой высоты своего положения.
– Меня это не беспокоит.
– Да, беспокоит. Или будет беспокоить. Что ты станешь делать, жить здесь со мной? Вести домашнее хозяйство? На это у тебя будет уходить не более пяти минут в день. Готовить и убирать для меня? У меня есть экономка. Я не хочу, чтобы ты стала моей горничной, ради всего святого.
– Ты опять принимаешь решения за меня. – По ее щеке сбежала слеза и упала на его твердую грудь.
– Нет. Я хочу убедиться, что ты понимаешь: в обмен на то, чтобы спать рядом со мной, ты потеряешь все – все, что по праву принадлежит тебе. И даже если ты готова принести такую жертву ради меня, то я не готов.
Нет, нет, нет. Изабель не собирается облегчать ему это притворство – что он может сказать, будто разговор закончен и все так и будет.
– Тогда мы просто продолжим общаться так, как раньше. Никому не нужно это знать.
– Чтобы ты навсегда осталась старой девой? Ни детей, ни мужа? Ты будешь жить с родителями? Или, может быть, найдешь себе работу в качестве компаньонки какой-нибудь старухи и спать в убогой комнатенке с единственным окном, всегда открытым, чтобы я мог забраться ночью внутрь, немного потрахаться, а затем уйти до рассвета?
Салливан наблюдал, как гнев и разочарование нарастают в ее глазах после того, как он заставил ее заглянуть в будущее, увидеть, что ждет их впереди, если она останется на этом пути. Он ненавидел себя за то, что поступал так, но это меркло по сравнению с тем, что бы он ощутил, если бы поддался тому, чего они оба отчаянно хотели. Салливан не винил ее за то, что она хотела большего, или себя за скромную жизнь, которую мог дать ей – ему так же отчаянно хотелось большего для нее.
– Ты должна идти, – тихо проговорил он, поцеловав ее в лоб и садясь на кровати.
– Как, черт побери, я должна держаться от тебя подальше?
– Я спрашиваю сам себя, как мне держаться подальше от тебя? Ты – мое бьющееся сердце, Изабель.
Она покачала головой, в ее красивых карих глазах отражались боль и гнев. На него или на сложившуюся ситуацию – Салливан не знал, но предпочитал гнев ее слезам.
– Нет, – резко ответила девушка. – Не говори мне больше комплиментов. Это несправедливо и эгоистично с твоей стороны. – Она быстро сползла с кровати, расправила юбки и застегнула спереди амазонку. – А ты глупец. Ты так сильно… разозлил меня, Салливан.
Не глядя на него, Изабель вышла из комнаты и с глухим топотом спустилась по лестнице. Салливан, выругавшись, неуклюже натянул влажные брюки и последовал за ней.
– Изабель.
Она резко обернулась к нему лицом, застыв как раз в проеме парадной двери.
– Что? Я не могу любить тебя, и я не стану ненавидеть тебя, так что же? Чего ты хочешь от меня?
Все.
– Ничего, – произнес он вслух. – Верхом на Зефир ты выглядела отлично.
Изабель ненадолго опустила глаза, а затем снова подняла голову. В этот раз он даже не смог понять выражение ее лица.
– Это твой способ намекнуть, что наше соглашение расторгнуто? Больше никаких уроков ни для лошади, ни для наездницы?
Салливан снова ощутил безнадежность ситуации, во второй раз за этот день.
– Да.
– Ты… – Ее сладкие губы сомкнулись над тем, что Изабель была готова сказать. Затем она вышла из его дома и тихо закрыла за собой дверь.
Салливану хотелось, чтобы девушка громко хлопнула дверью, сорвав ее с петель. Опустившись на последнюю ступеньку лестницы, он потер лицо руками. От него больше не исходил запах Олд-Бейли, но теперь от него пахло ею. Ее цитрусовый запах впитался в его волосы, кожу, ладони. Салливану уже хотелось пойти за ней, сказать ей, что он ошибся и что, конечно же, он с радостью будет залазить к ней в окно каждую ночь до конца их жизней.
