Кэтрин заставила Гришема замолчать, приложив палец к его губам.
– Я не извиняю его за то, что в прошлом ты страдал. Но теперь ты мог бы попытаться протянуть ему руку. Ты когда-нибудь задумывался, как тебе повезло, что у тебя есть отец?
Искренность, звучавшая в ее голосе, взволновала Берка. Каково было Кэтрин так рано потерять родителей и оказаться в чужом доме, где приходилось работать ради куска хлеба? Он вырос, имея все – превосходное образование, большое наследство, прекрасное поместье.
И отца, который заклеймил сына как жалкого труса.
В душе Берка вновь разгорались давно угасшие бунтарские мысли.
– Я вполне мог бы быть сейчас покойником. За десять лет он ни разу не навестил меня.
У дверей своей комнаты Кэтрин заглянула Гришему в лицо.
– Ты тоже ни разу не приехал повидать его, не так ли? Может быть, он думал, ты не хочешь впускать его в свою жизнь.
– Нет никакого «может быть». Мы с ним как два барана, сцепившиеся рогами. Чем меньше я его вижу, тем лучше.
– Но он сейчас здесь. Это доказывает, что он любит тебя.
Берк ненавидел это болезненное ощущение пустоты. Он распахнул дверь и ввел Кэтрин в комнату.
– Поверь мне, он бы не приехал, если бы не его желание разрушить мой брак.
Девушка глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Подойдя к кровати, она бессильно прислонилась к столбику балдахина.
– О, Берк! Ты же знаешь, я не давала согласия выйти за тебя замуж. Почему ты не сказал правду?
Ее слова были как удар ниже пояса. Боль поднималась выше и застучала в висках.
«Правда. Скажи ему правду».
Холод пробежал по рукам, груди, шее. Берк напрягся, сопротивляясь воспоминаниям. Ему надо ответить Кэтрин, уговорить ее принять предложение. Но полумрак спальни растворился в потоке ослепительного света…
Берк придержал лошадей на дороге, ведущей к полю битвы. Смрад, дым и, грохот выстрелов. В темном сюртуке и белоснежном галстуке, он казался элегантным щеголем, направлявшимся на скачки. Берк выкрикнул:
– Я присоединяюсь к нашим славным сражающимся солдатам. А ты уходи.
Альфред вглядывался покрасневшими глазами в разгоравшуюся вдалеке битву. Похожие на оловянных солдатиков, кавалеристы в красных мундирах шли в атаку на строй французской пехоты. Крики и вопли разносились над вытоптанным полем, сплошь усеянным телами убитых и раненых англичан. Так много англичан лежали умирая.
Он был слишком поглощен собственными бедами, чтобы думать о них, но представил, что тоже лежит там. Ощущение боли от пули, разрывающей плоть и кости. Затем погружение в темноту. И… ничего. Конец земным мучениям.
Темнота звала его. Холодная дрожь охватила Альфреда.
Господи! Почему он не может быть хоть в чем-то похожим на Берка, который так спокоен и уверен? Даже перед лицом смерти.
Потому что Гришем не был притворщиком. Для него существовал кодекс чести, несгибаемое мужество. Чувство справедливости и преданности.
«Скажи ему правду… Скажи ему то, что знает Ньюберри. Возможно, это твой последний шанс».
Но даже сильнее смерти Альфред боялся жалости Берка. Он опрокинул серебряную фляжку, пусть бренди придаст храбрости.
– Я иду с тобой.
– Нет! – отрезал Берк. – Ты пьян. Кроме того, дома тебя ждет жена.
Жена, ожиданий которой он не оправдал. Жена, которую он заставлял рыдать и умолять.
Альфред повертел на пальце золотое кольцо.
– Может быть, Кэтрин будет лучше без меня.
Берк бросил на друга мрачный взгляд:
– Ни одна женщина не стоит того, чтобы ради нее умирали.
Если бы он только знал! Неожиданно Альфред пожалел, что не Берк первым увидел Кэтрин, девушку с янтарными глазами, застенчиво улыбающуюся в приходской церкви. Берку следовало бы жениться на ней. Если бы он встретил преданность в хорошей женщине, он бы не пренебрег ею, как это сделал Альфред.
– Напротив, – медленно произнес Альфред. – Я молю Бога, чтобы ты когда-нибудь сам познал такую любовь…
Видение затуманилось и исчезло, оставив у Берка впечатление жаркого солнца, грома выстрелов и отдаленных криков. И еще глубокую жалость к Альфреду, который отказался жить еще до того, как французская пуля сразила его.
Почему? Какую тайну знал Ньюберри?
Вопросы отошли на второй план, когда Гришем попытался разрешить другую загадку. Альфред ошибался. Берк не был храбрым. Его подгоняла потребность избавиться от собственных демонов.
Он опустился на край кровати и, опустив голову, схватился за волосы. Альфред видел в нем душу, достойную спасения, человека чести и твердых убеждений. Это открытие подействовало на Берка так, как будто его бросили в ледяную воду. Он всегда считал, что не заслуживает восхищения. Не заслуживает любви. Он думал, что весь мир смотрит на него с презрением и смеется.
Неужели все эти годы он ошибался?
– Берк? Ответь мне!
Гришем поднял голову и увидел, Кэтрин, стоящую у полога и строго смотрящую на него. Платье цвета морской волны, с высокой талией подчеркивало алебастровую белизну кожи, а сумеречный свет придавал сияние и почти неземную красоту ее лицу. Никакие земные силы не помогли бы ему вспомнить вопрос, на который Кэтрин ждала ответа.
– Мы не можем не считаться с тем, что ты сделал, – добавила она. – Мы должны об этом поговорить.
Об этом? Берк не замечал ничего, кроме того, как поднимается и опускается ее грудь, как прямо и гордо она держится, несмотря на рану. Как Кэтрин прекрасна, душой и телом.
Безграничная любовь вырвалась из железных оков, сковывавших его чувства. Такую возвышенную любовь он испытал только однажды – в сияющем тоннеле божественного света.
Чувство восторга с пугающей силой овладевало Гришемом. Он соскочил с кровати и прижал Кэтрин к себе, словно губка впитывая ее теплоту. Она радостно прильнула к нему, ее шелковистые волосы ласкали его щеку, а груди были такими мягкими. Бурный поток возбуждения прокатился по телу Берка. Конечно, это была жажда физического обладания. Он бы ужаснулся, если бы это было совеем другим чувством. Как нежна и безыскусна она была, как он снова хотел владеть ею, сделать осязаемыми свои чувства, осуществить естественную связь мужчины и женщины.
Все еще во власти воспоминаний, Берк прошептал:
– Как странно все повернулось. Он хотел, чтобы я узнал преданность хорошей женщины. Нашел… любовь.
Кэтрин слегка отстранилась и свела брови.
– Это сказал твой отец?
– Нет, не он. Альфред.
Кэтрин замерла.
– Ты вспомнил что-то еще, – прошептала она. – Так вот почему у тебя был такой взгляд. Когда же его воспоминания перестанут преследовать тебя?
– Вероятно, когда их заменят мои собственные.