Кэтрин опустила глаза, и он снова увидел ее бледность.
Затем она снова с тревогой взглянула на Берка огромными глазами, окаймленными густыми темными ресницами.
– Что же ты вспомнил?
Он поцеловал кончик ее носа.
– Не смотри так испуганно. На этот раз воспоминания почти не связаны с тобой.
– Все равно я хочу знать.
– Узнаешь. Но сначала ложись в постель.
– Тебе неприлично находиться в моей спальне.
– Если тебя беспокоит Лорена, то я ей все объясню. Едва ли она подумает, что я воспользовался твоим состоянием.
Но этого он и хотел. Расстегивая платье Кэтрин, Берк невольно восхитился ее лебединой шеей.
Укладывая ее на подушки, Берк заметил, что ее совершенно не смущают облегающая сорочка, кружевные панталоны и шелковые чулки. Его реакция была мгновенной и бурной. И напрасной, ибо он видел повязку на ее боку.
– Ну, – сказала она, положив руки на колени, – а теперь рассказывай.
Беспокойно расхаживая по маленькой спальне, Берк боролся с искушением.
– Это были воспоминания о Ватерлоо. Я старался убедить Альфреда уйти с поля боя. Но он настаивал, что надо помочь раненым солдатам, и я не смог остановить его. Вот и все.
– Этого не может быть. У тебя был такой… напряженней вид. Что именно он сказал? О чем он думал? Что чувствовал?
Берк заколебался, не желая предавать друга, говорить о его тайных муках. Лучше, если Альфред останется героем в глазах его вдовы.
– Если я и казался глубоко захваченным воспоминаниями, то только потому, что был изумлен, увидев себя глазами другого человека.
– И что ты видел?
Не в силах выдержать этого пристального взгляда, Гришем подошел к окну и посмотрел на закат, розовые лучи которого освещали сад.
– Что-то совершенно не соответствующее моей репутации.
– Что же это было?
Берк пожал плечами:
– Он верил, что я уверен в себе… достойный… человек чести. Мало он меня знал.
– Напротив, это доказывает удивительную проницательность Альфреда. – Светлая улыбка озарила лицо Кэтрин. – Ты изменился с той поры, когда я впервые увидела тебя. Конечно, ты совершил положенную тебе долю грехов, но и показал, что очень заботливый. Великодушный. Смелый. И имеешь дурную привычку преуменьшать свои достоинства, позволяешь считать тебя негодяем.
Он и был негодяем. Только негодяй мог бы заглядываться на ложбинку на ее груди и раздумывать, как бы ее раздеть, утолить свою похоть, в то время как она явно нуждалась в отдыхе. С любой другой женщиной он бы уже добился своего. Но это была Кэтрин, и ему поручено оберегать ее. Для него это было новое, незнакомое чувство.
В глубоких глазах Кэтрин была такая красота, что Берк остановился. Как они выразительны: золотисто-карие, сияющие таинственно и ярко, как янтарь. Он мог бы смотреть в них всю свою жизнь. Когда они бывали вместе, дружески беседуя и делясь мыслями совсем как муж и жена, Берк испытывал полное удовлетворение.
– Берк? Ты снова где-то далеко.
Гришем вздрогнул, поняв, что погрузился в мир фантазий, в котором он был тем совершенством, каким она считала его. Но истинный герой не стал бы злоупотреблять ее ошибкой.
Берк сел рядом с Кэтрин на кровать, заскрипевшую под его тяжестью. Взяв ее руки, он сказал:
– Раз уж ты такого высокого мнения обо мне, значит, признаешь, что я буду тебе прекрасным мужем. Ты выйдешь за меня?
У Кэтрин сжалось сердце. Глядя в туманную глубину его глаз, она сознавала, что в Берке воплотились все качества мужчины ее мечты – сила, юмор, нежность и содержательность. Но он не будет принадлежать ей, не должен. Она не могла дать ему то, в чем он действительно нуждался. Семью.
– Берк, я…
Гришем приложил палец к ее губам.
– Прежде чем ты скажешь «нет», позволю себе заметить: как бы ни был красив Джилли-Грейндж, замок Торнуолд в сто раз прекраснее.
– Ты живешь в замке?
– Можно и так сказать. Дом построил мой прадед на месте разрушенного замка, и существующий большой зал сохранил старые каменные стены. – Его лицо раскраснелось от гордости. – Это место дышит историей, величием, не поддающимся описанию. Ты должна увидеть этот дом и убедиться сама.
Если бы она могла!
– Это звучит очень заманчиво.
– Ты не услышала и половины. Замок Торнуолд стоит на утесе у моря. Ночью слышно, как волны ударяются о берег. – Берк стал описывать песчаные берега, холмы среди зеленых речных долин и пустоши с блестящими озерцами воды и свободно гуляющим по ним ветром.
Кэтрин ловила каждое его слово. Она была бы счастлива жить и в лачуге – если бы стала его женой. Но это единственное, что не могло осуществиться.
Ее сердце разрывалось, она поднесла его руки к своим губам и нежно поцеловала.
– Ты оказываешь мне великую честь. Но есть причина, о которой ты не знаешь, иначе ты бы никогда не сделал мне предложения. Я пыталась сказать тебе об этом вчера, как раз перед тем как меня ранили.
– Это Альфред, не так ли? – резко спросил Берк. – Однажды ты сказала, что твоя единственная любовь умерла.
Кэтрин покачала головой:
– Я любила его, правда, но… – Она замолчала, ей хотелось высказать свои чувства, но в то же время нельзя было вселять в него ложную надежду. – Но дело совсем в другом.
– Что бы ты ни сказала, это не изменит моего решения, – настаивал Берк. – Но продолжай. Я слушаю.
Кэтрин опустила глаза. Его пальцы казались очень смуглыми на ее белой коже. Ей трудно было посмотреть ему в лицо.
– Я никогда не смогу родить тебе детей. Я бесплодна.
Каким коротким было это слово – «бесплодна». Но в тишине спальни оно прозвучало как проклятие.
Она ждала, когда Берк с отвращением отшатнется от нее. Но он взял Кэтрин за подбородок и посмотрел в глаза:
– Ты была беременна, по крайней мере один раз, не так ли? Я помню, Альфред говорил, что у тебя был выкидыш.
– Да. – Она глубоко вздохнула, стараясь приглушить сердечную боль. – Помнишь, я рассказывала, как четыре года назад поехала в Лондон и стала свидетельницей вечеринки, которую ты устраивал для него?
– Как я мог забыть? Это чудо, что ты не отказалась говорить со мной.
– Я поехала в Лондон, чтобы сказать Альфреду, что жду ребенка. Но после того как увидела его со Стеллой Секстон, была так потрясена, что выбежала из дома прямо на улицу. На мостовую, где ехали кареты. – Она словно вновь услышала крик кучера, увидела вставшую на дыбы лошадь и почувствовала страшную боль в животе. Даже теперь при этом воспоминании ее глаза наполнились слезами. – Я потеряла ребенка. Доктор сказал, что я искалечена навеки.
В комнате стало тихо. Кэтрин подняла глаза и увидела, что Берк смотрит на нее.
– Шрам, – тихо проговорил он. – У тебя на животе.
