Когда-то он любил ее или думал, что любит. Большая глупость с его стороны.
– Мне все равно, – сказал он, вышел из комнаты и очень тихо затворил за собой дверь.
Стук в дверь повторился. Ян и Саймон ждали, держа оружие наготове.
– Ян! Ты там или нет, парень?
– Жиль, – произнес Ян, одновременно с Саймоном опуская трость, и открыл дверь.
Жиль вошел в комнату.
– Хейвуд здесь, – объяснил ему Саймон Жилю. – Ян разговаривал с ним.
Жиль поморщился.
– Понятно. Но я не имею ни малейшего представления, куда мы можем тебя спрятать. Ты видел Макнелли?
– Сегодня нет.
– Ладно, неважно. Он говорил что-то насчет того, что поедет на побережье. Может быть, договориться о тебе. Но сегодня ты точно никуда не поедешь.
Саймон кивнул. Вдруг в дверь снова постучали. Трое мужчин замерли.
– Это я, – послышался голос Бланш, и все тут же расслабились.
Саймон открыл дверь и впустил ее.
– У меня есть новости.
Она приложила руку к груди, и Саймон заметил, что она запыхалась. Одетая в черное, с прикрытыми чепцом волосами, она выглядела намного старше.
– Я видела Квентина Хейвуда менее часа назад.
– В Молтон-Холле.
– Поместье Стентона? – спросил Жиль. – Что вы там делали?
– Проклятие! – Саймон упер кулаки в бока. – Ты ездила повидать виконтессу?
– Да, но она не захотела принять меня. Саймон, я видела кое-что странное…
– Бланш, это было опасно. О чем ты только думала, так глупо рискуя своей жизнью?
Бланш выпрямилась, сцепила руки перед собой и задрала подбородок. Прямо у него на глазах она стала совсем другим человеком.
– Думаю, – сказал Ян, – мне следует пойти и выпить пива, присоединишься ко мне, Жиль?
Жиль не смотрел на него.
– М-м-м… Что?
– Пиво, Жиль, – повторил Ян, взял его за руку и повел к двери. – Мы обсудим, где можно тебя спрятать, – сказал он Саймону. – Это займет не больше двадцати минут.
Саймон кивнул, дверь закрылась, и он остался с Бланш наедине.
– Ну? Зачем ты поехала в Молтон Холл?
– Не говорите со мной таким тоном, сэр! – Бланш присела на стул, ее спина была абсолютно прямой, складки юбки в строгом порядке, выражение лица непреклонно. – Я этого не потерплю!
Саймон ухмыльнулся:
– Ну и кого ты изображаешь?
– Леонору Хиглзби, – ответила Бланш нормальным тоном и стала развязывать ленты на чепце. – Несносную старую деву. Я думала, если притворюсь, что пришла за пожертвованием для благотворительного общества, виконтесса примет меня.
– И что дальше, Бланш? Ты бы спросила у нее, какое она имеет отношение к убийству Миллера?
– Знаю, это звучит глупо, но ответ там, Саймон. – Ее лицо стало серьезным. – Я видела портрет мужчины, который выглядит как твой брат-близнец.
Саймону понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями.
– Что ты сказала?
– Сначала я подумала, что это твой портрет, сходство было просто поразительным. На портрете был изображен Джеффри Вернон. Он должен был стать четвертым виконтом.
Саймон сел на кровать.
– Что ты говоришь? Я похож на лорда?
– Саймон, что ты знаешь о своем отце?
– Проклятие! – сказал Саймон и подошел к окну. – Я ничего не понимаю. Я не знаю, кто был мой отец. Я же говорил тебе об этом? От дяди Гарри тоже никакого толку, возможно, и он никогда не знал моего отца.
– Твоя мать ничего ему не рассказывала?
– Нет. Но дядя говорил, что родители встретились здесь, в Дувре.
– Саймон! А ты не думаешь…
– Нет, – хмуро произнес он. – Я не могу быть сыном аристократа, лишенным наследства. Такое случается только на сцене.
– Ты сказал, что все было подстроено. И у кого-то должна была быть причина, чтобы желать твоей смерти. А если во всем замешан виконт…
– Бланш, это уже слишком. Он убивает Миллера, чтобы избавиться от меня?
– Я не знаю. Конечно, звучит смешно, но пока я не нахожу более подходящей версии.
– Тем более не он, а виконтесса имела какие-то дела с Миллером.
– А у кого она попросила бы помощи, если не у мужа?
– У Квентина Хейвуда, – медленно произнес Саймон. – О Боже! Бланш, это больше похоже на правду.
– Что?
– Ян кое-что рассказал мне сегодня, – Саймон кратко пересказал Бланш признание Яна в предательстве. – Поэтому мне и нужно перебраться в более безопасное место, – закончил он.
– Ян сполна заплатил за предательство, – сказала Бланш мягко. – Он был на казни. Он спас тебе жизнь.
– Да, я не держу на него зла. Почему Хейвуд охотится за мной, Бланш? Почему я, а не кто-нибудь другой?
– Он имеет какое-то отношение к смерти Миллера, – сказала Бланш медленно. – Поэтому, когда ты сбежал, он изо всех сил пытался поймать тебя.
– Да. О, Саймон! – Бланш поднялась. – Тебе нужно уехать.
– Я не могу, – отрывисто произнес Саймон. Теперь он понял, что должен остаться и выяснить все до конца, независимо от того, докажет ли он свою невиновность или закончит жизнь на виселице.
– Но ты должен. Я не понимаю, что происходит, но неужели ты не видишь? Они знают, что ты в Дувре. Теперь это только вопрос времени, они обязательно схватят тебя.
– Я не прошу тебя остаться со мной.
Бланш не спускала с него глаз.
– Саймон, о чем ты?
– Я говорю, что все кончено, принцесса. Нам пора расстаться и идти своим путем.
– О чем ты просишь меня, Саймон? Просто уехать, и все?
Он смотрел на нее, скрывая под маской бесстрастности надежду, растерянность, боль и отчаяние. Что он будет делать без нее? Он привык полагаться на ее здравый смысл, ему нравились ее неожиданные приступы веселья, она поражала его своей выносливостью во время долгих путешествий. Он полюбил ее. Он молчал, понимая, что это чувство живет в нем уже очень долго, просто оно зародилось так глубоко, что сначала он сам не мог себе в этом признаться. Он любил ее, хотел, чтобы она была рядом, хотел видеть, как она вынашивает его ребенка. Такого чувства он не испытывал ни разу в жизни. Если он потеряет ее, с ней уйдет, и часть его собственной души. И все же он не мог позволить ей остаться. Обвинение в убийстве всегда будет стоять между ними. Это не имело бы никакого значения, если бы он не любил ее. Но он любил, любил всем сердцем.
– Да, Бланш, – сказал он после долгого молчания. – Думаю, я прошу именно этого. Уезжай, принцесса.
Он постарался, чтобы его голос звучал твердо, чтобы все поскорее кончилось.
– Возвращайся в свой маленький безопасный мирок, где никогда ничего не происходит, где тебе не придется жить с клеймом любовницы преступника.
Потому что она не любит его. Если бы любила, то верила бы ему безоговорочно. А ему нужна была ее вера, ее преданность. Всю жизнь он был изгоем, сначала по причине своего рождения вне брака, потом из-за обвинения в убийстве. Он не позволит, чтобы и она пережила позор.