– Он испытал облегчение. Вот что произошло тринадцать лет назад, – подытожил Сиддел. – Я получил наследство.
– Вы имеете в виду – возможность шантажа.
– Хранить молчание было в интересах женщины, ухаживавшей за полоумной, а также Фартингстоуна. Они тоже замешаны в преступлении. Фартингстоун это понимал. Когда я рассказал ему то, что мне открыл дядя, он тут же предложил мне деньги.
– Когда выяснилось, что Флер собирается сносить коттедж и готовить фундамент под школу, в ваших интересах было, чтобы этого не случилось. Выплаты Фартингстоуна прекратятся, если он будет разоблачен. Равно как и от Кавано, если товарищество по постройке железной дороги преуспеет.
Лицо Сиддела помрачнело.
–Кавано? Я не имею понятия…
– Я знаю все о большом проекте моей жены. Патроны Кавано не желают, чтобы он был успешным, – перебил его Данте. – У вас прискорбная ситуация, Сиддел. Надеюсь, что вы отложили на черный день некоторую сумму, потому что все источники ваших доходов прекратили существование. Как только это письмо будет передано магистрату, ваше положение станет катастрофическим.
Сиддел глумливо усмехнулся:
– Я так не думаю. Когда я ехал сюда, мне пришло в голову, что вы можете продолжить платить мне вместо Фартингстоуна. Ведь совершенно определенно вы не хотите с помощью этого письма засадить меня в тюрьму.
– У вас нет ничего такого, за что я стал бы вам платить.
– Думаю, что есть. Доброе имя вашего покойного брата, например. Да и ваша собственная честь.
Данте внимательно изучал самодовольное и хитрое выражение лица сидевшего перед ним человека. В нем закипал гнев. Он постарался обуздать нарастающую ярость.
Ради Флер он решил не поднимать этот вопрос. Его ответственность за нее перевесила долг перед покойным.
– Похоже, вы не удивились, – восхитился Сиддел.
– Вы правы.
– А вы умнее, чем я думал.
– Вам следует сесть на своего коня и бежать. Я слышал, что в России приятно бывает летом, хотя зимы там дьявольски холодные.
– В Россию? Однако вы умны. Вы все поняли. Это моя неосмотрительная фраза о дуэли вас насторожила? Я тогда подумал, что увидел в ваших глазах не только оскорбленное самолюбие.
–Да.
– Я не люблю жить за границей. К тому же подозреваю, что и Нэнси не столь очаровательна, как тогда, когда вы, я и многие другие бегали за ней. Я не думаю, что ей вообще нужны молодые люди, которые способны раскопать ее фамильные тайны.
Ссылка на женщину, которая ожидает в России, снова пробудила в Данте ярость. Ехидное упоминание о молодых людях было откровенным и зловещим.
Казалось, гнев способен сожрать его.
– Если я предпочту не убегать, что вы сделаете? Обнародуете письмо Фартингстоуна, свидетельствующее против меня? Отдадите меня под суд? Кто знает, какие признания в этом случае я сделаю? Или, может быть, вы расскажете о моих делах Леклеру и вынудите его вызвать меня на дуэль? – Сиддел принялся смеяться. – Могу себе представить. Леклер и я деремся на дуэли, и свет понимает, что он делает это с целью защитить вашу честь. Я предам гласности, как ваша жена втайне встречалась со мной.
Гнев полностью заглушил здравый смысл, требуя раз и навсегда разобраться с этим человеком.
– Или, может быть, я поведаю обществу историю нападения на вас и скажу, что Леклер решил, будто виноват в этом я.
– Если вы знаете об этом, то, конечно, виноваты.
– Ваши вопросы к Кавано вынудили его озаботиться. Вы становитесь надоедливой мухой. Однако свету будет известно лишь то, что ваш брат дерется на дуэли потому, что вы слишком трусливы. – Он ухмыльнулся. – Здесь нет ни чего нового.
Холод погасил пожар и ярость, сменив их на опасное спокойствие.
Он испытает наслаждение, убив этого человека. Он десять лет готовился к этому.
На лице Сиддел а была написана уверенность, что он выживет.
– Письмо Фартингстоуна должно стать моим, если я выиграю, – сказал он.
Данте засунул письмо в сюртук и взял пистолет.
– Конечно. Давайте найдем для вас оружие.
Сиддел сунул руку под сюртук.
– Оружие у меня с собой.
– В таком случае выйдем наружу.
Держа в руках пистолеты, идя бок о бок, они вышли в вестибюль. Постепенно внутри Данте выкристаллизовался лед. Удовлетворение, которое он получит, погрузило его в состояние эйфории. Не только Сиддел умрет. Умрут также горькие воспоминания и чувство обиды. Равно как и ощущение старой вины.
Сиддел открыл дверь.
Солнце пробивалось сквозь облака, от дождей земля благоухала и источала пьянящие ароматы. Должно быть, порыв легкого ветерка принес Данте образ, который растопил лед в его душе.
Это был образ Флер, которая вопреки всему верит в то, что он защитит ее, Флер в его объятиях, дарящая ему любовь, которая делает жизнь стоящей, дает ей смысл. Флер с их ребенком на руках, которая нуждается в его силе, видит в нем опору, когда ее начинают преследовать страхи.
Сиддел остановился, и Данте последовал его примеру.
– К нам едут гости, – сказал Сиддел.
Это вывело Данте из размышлений. Он обнаружил, что его покинули и пожар, и лед. Так же как и уверенность в справедливости дуэли.
Он посмотрел на дорогу. В четверти мили к ним на хорошей скорости спешили два всадника.
– Свидетели будут полезны, – заметил Сиддел. – Кто бы это ни был.
Данте вышел из дома, показал жестом на лошадь.
– Садитесь и скачите. Я прослежу за тем, чтобы вас не преследовали.
– Я никуда не собираюсь ехать.
– В таком случае вас повесят. Я не стану исполнять роль вашего палача, как бы мне ни хотелось.
– Все образуется. Напрасно вы сомневаетесь.
– Так давайте делать так, чтобы все образовалось. Я не собираюсь вас убивать. Если я убью, это ничего не изменит.
– Вы трус.
– Если мы сойдемся, вы труп. Уезжайте.
Внезапно самоуверенность покинула Сиддела. Он посмотрел в отчаянии на всадников, затем на свою лошадь.
– Но сперва я требую у вас это письмо.
Данте посмотрел на приближающихся всадников.
– Уезжайте, пока можете, иначе…
Хлопок заставил его замолчать. От толчка в левое плечо он покачнулся. Острая боль пронзила ему грудь.
Он в изумлении повернулся к Сидделу и увидел, что тот отбрасывает дымящийся пистолет и делает шаг к нему. Глядя на него, нельзя было усомниться в его намерении совершить убийство.
Данте поднял пистолет и выстрелил.
Данте уставился на тело Сиддела. Он с трудом удерживался на ногах. Уже почти теряя сознание, он слышал, как к нему приближались несущиеся галопом лошади.
– Проклятие! – вскричал знакомый голос.
Лошадь остановилась, и перед Данте предстал Верджил, приняв на себя тяжесть готового рухнуть тела.
