Оставшись одна, она посмотрела на себя в зеркало и попыталась разглядеть в нем эту ноющую, жгучую «штуку», которая сидела у нее в горле.
Она вспомнила мать своего мужа – свою упрямую свекровь, королеву Каролину, которая страдала от грыжи, но считала эту болезнь неделикатной и переносила ее молча. Вот так и Августа терпит мучения, заявляя всему свету, что с ней все в порядке и отказывается показаться врачам.
Как и королева Каролина, она ненавидела болезнь, и ни за что не признается в том, что больна.
Настал день, когда дольше скрывать болезнь уже было нельзя. Она лежала в своей кровати, не в состоянии протестовать. К ней привели врачей. Они быстро обнаружили у нее в горле эту «штуку» и сообщили свое мнение королю.
– Рак горла, Ваше Величество.
– Есть ли какая-нибудь надежда… а? Что?
– Нет, Ваше Величество. Уже ничего нельзя сделать. У Ее Высочества осталось всего несколько недель жизни.
Георг был убит горем. Его чувства к семье были слишком сильны, а к матери – особенно. Она всегда находилась с ним, руководила им, наставляла его. Даже сейчас он слышит ее строгий голос, врывающийся в его сновидения: «Георг, будь же настоящим королем!»
– Я всем обязан ей, – сказал он Шарлотте, и Шарлотта как хорошая жена заплакала вместе с ним.
Общее горе вновь сблизило Бьюта и короля. Конечно, Бьют ошибался, вел себя безнравственно, но он любил принцессу. Он был ей мужем, и все ее счастье заключалось в нем. В такие моменты нельзя допускать, чтобы вопрос о светских приличиях вторгался в сокровенные чувства людей.
– Я не могу поверить в то, что она покинет нас, – рыдал король. – Неужели моей матушки не будет, а все останется прежним без нее?
Принимая посетителей, принцесса все еще продолжала делать вид, что у нее нет ничего серьезного.
Фраза «когда я поправлюсь…» была постоянно у нее на устах. Но все знали, как знала и она сама, что ее ждет.
Она с грустью думала о тех двух мужчинах, которых оставит, и которые, как она верила, станут горевать о ней. Бьют, конечно, будет очень страдать, но мисс Вэнситтарт утешит его, кроме того, у него есть семья, а леди Бьют – хорошая, разумная жена. Он не останется одинок.
Георг? Георг теперь стал вполне взрослым мужчиной и уже больше не советуется со своей матерью. У Георга есть свои советники, но как часто они своими советами заставляют его совершать глупости! Ей не следует слишком печалиться, оставляя Георга, ему уже давно не нужна ее поддержка.
Шарлотта? Она чувствует себя виноватой перед ней. Шарлотта могла бы быть хорошей помощницей своему мужу. Она неглупая женщина. Но теперь она уже никогда не станет ему помощницей. Когда Шарлотта только приехала в Англию, принцесса и ее дорогой лорд Бьют сами определили ее положение при короле. Все это, плюс ее постоянные беременности, не дало ей возможности хоть в малейшей степени влиять на короля. И теперь он одинок – среди своих министров. Георг, который все больше и больше стал разбираться в государственных делах, который воображает себя королем, умеющим править страной, который становится все упрямее и думает, что он знает все лучше всех.
Неприятности, одни неприятности, думала принцесса Августа. Дети повзрослели и впутались в жуткие скандалы. О ее сыновьях ходили сплетни, а она не знала, были ли эти истории правдой… и теперь уже никогда не узнает. Но она действительно предвидела неприятности в своей семье, над которой просто тяготеет какой-то рок. Беда вплотную подступает к трону. Она назревает в Америке. Достаточно ли силен Георг, чтобы выдержать все это? Достаточно ли решителен Норт, чтобы направлять его? У нее не было ответа на все эти вопросы. Она знала только, что ее уже не будет и она ничего не увидит.
Фрейлины одевали ее, готовя к визиту короля и королевы. Наверное, подумала она, в последний раз. Еще одно предчувствие, что конец близок. Боль в горле становилась почти непереносимой.
– Господи, только бы не выдать себя перед ними, – молилась она.
Вошла фрейлина и сообщила, что король и королева уже прибыли. Она удивилась. Так непохоже на Георга приходить слишком рано или опаздывать. Он был почти также пунктуален как и его дедушка.
Появился Георг, подошел к ней, взял ее руку и нежно поцеловал.
– Ты сегодня рано, Георг, мой любимый сын.
– Я перепутал время, – солгал Георг, а сам подумал:
«Она умирает, но не хочет признавать этого. О, моя храбрая мама, которая жила ради меня».
Вдовствующая принцесса обняла Шарлотту теплее обычного.
Бедняжка Шарлотта, которую умышленно изолировали от общества. Это была ошибка, подумала принцесса. Но я ведь думала, что я бессмертна, что буду существовать вечно, что ему вместо меня никто не понадобится.
Она сидела выпрямившись как стрела на своем кресле, пытаясь сконцентрироваться на том, что они говорили.
Георг сел рядом с ней, сердце у него ныло, потому что он знал, что теряет ее и что вполне возможно они сидят вот так, рядом друг с другом, в последний раз.
Он готов был разрыдаться, но понимал, что это расстроит ее; ему хотелось сказать ей, как он любит ее, что она – его любимая мамочка, что он никогда не забудет ее заботу.
Но Георг не осмеливался сказать всего этого, зная, что она не захочет этого слышать. Как же трудно было сидеть здесь рядом с ней, делая вид, что все по-прежнему.
Когда сын и невестка ушли, вдовствующая принцесса рухнула на свою постель. Я уже больше не смогу их обманывать, подумала она.
Она была права. Уже больше нельзя было сторониться врачей, она слишком больна, чтобы притворяться здоровой.
Принцесса почувствовала, что король стоит у ее кровати, увидела его полные горя и слез глаза, его дрожавшие от душевных переживаний губы.
– Прощай, мой добрый сын Георг, – прошептала вдовствующая принцесса.
– О, моя самая любимая и лучшая на свете мамочка… – произнес Георг. В отчаянии он повернулся к врачам. – Неужели ничего… ничего нельзя сделать, а? Ничего… ничего? А? Что?
Врачи покачали головами. Осталось только небытие.
Теперь Георг не мог найти утешения даже в Кью. Он глубоко скорбел о смерти своей матери и все время думал о ней. Он чувствовал, что все его братья и сестры далеки от него, а ведь он был сентиментальным человеком и ему очень хотелось верить в то, что они – счастливая семья. Ему тяжело было думать о Каролине-Матильде, по существу, узнице в своем изгнании, и это в наказание за то, что она вступила в прелюбодейственную связь и даже не пыталась отрицать этого. Да и как она могла отрицать, когда все факты были против нее?
Из Брауншвейга тоже приходили позорные и неприятные вести, хотя он верил, что его сестра Августа мужественно переносила все трудности и, по крайней мере, не добавила ему унижения своим недостойным поведением. Он всегда недолюбливал Августу: в детстве она постоянно задирала его, а когда они стали старше, все время показывала свою обиду на то, что она, родившаяся первой, – девочка, а он – мальчик.