Покрывшись испариной, Саймон уселся за стол.
— Вам наплевать на моих детей — и на чьих-либо других детей тоже. У меня не было ни малейшего желания обсуждать эту проблему с вами.
— Ума не приложу, почему все вокруг считают меня бессердечным. Я действительно забочусь о невинных душах. Вот почему вообще участвую в этой проклятой войне! — Глаза Уорлока ярко вспыхнули в это редкое для него мгновение истинной страсти. — И вам тоже следовало бы прийти ко мне. Я сразу же догадался, кто похитил Люсиль, и быстро убедился в том, что не ошибся. Но вы, разумеется, предпочли взять дело в свои руки. Между прочим, Дюк бежал из страны.
Саймон посмотрел Уорлоку в глаза:
— Я должен был пожертвовать им.
— Это очень трогательно, Саймон. Когда вы узнали правду о Дюке?
— Вскоре после моего возвращения в Лондон.
— Ну конечно. Вам нужен был туз в рукаве. В любом случае я очень рад, что ребенок дома — цел и невредим.
Как ни странно, в этом Саймон ему верил. Но легче от этого ему не становилось.
— И что вы теперь будете делать?
— С вами? — улыбнулся Себастьян. — Саймон, после каждого падения наступает взлет. Феникс может до бесконечности восставать из пепла. И этот пепел — вещь очень, очень интригующая.
Саймон не без трепета скрестил руки на груди. Значит, Уорлок не обвинял его в государственной измене? Облизнув пересохшие губы, он произнес:
— Мне плевать на какого-то там проклятого феникса! Найдите для своих грязных игр кого-нибудь еще. Я хочу отойти от этих дел, Себастьян. Я устал. С меня хватит. Я хочу жить самой обычной жизнью с детьми и Амелией. Я сказал Дюку, что Журдан умер. Не знаю, поверил ли он мне, но, если это так, Журдан уже не может продолжать работать на Ляфлера и комитет.
— Саймон, Журдан не умер. Мало того, он жив, здоров и сидит передо мной, он еще и находится просто в идеальном положении. Он только что предоставил французам абсолютное доказательство своей преданности, доказательство своей ценности, своей полезности. Более подходящего момента для этого и быть не могло. Я уже привел в исполнение план возвращения Журдана в Париж, где его радушно встретят как героя. Естественно, теперь вам придется избегать Дюка, если он находится там. Впрочем, у меня есть сведения, что он бежал в Испанию. И как только вы вернетесь к работе в коммуне, сможете сообщать о ходе сопротивления, которое неуклонно растет, Робеспьеру. — Уорлок расплылся в улыбке. — Как я и сказал, вы — в идеальном положении, вам теперь безоговорочно доверяют.
Саймон резко поднялся из-за стола:
— Вы сошли с ума, если допускаете саму мысль о том, чтобы отправить меня обратно. Однажды они уже бросили меня в тюрьму. Один неверный шаг — и я покойник.
— Но вы уже достаточно опытны, чтобы совершать исключительно верные шаги. — Уорлок тоже встал и серьезно добавил: — Вы — мой лучший агент, Саймон. Вы всегда умеете выкрутиться, приземлиться на все лапы, как кот с его девятью жизнями. Вы не воздаете себе должное, хотя достойны самой высшей похвалы. Я не знаю никого, кто мог бы столь изобретательно избежать долгого заключения в тюрьме — и гильотины, — как вы. Это было блестяще. Теперь я абсолютно, безоговорочно верю в ваши таланты.
Никогда еще Саймон не ощущал такого отчаяния, оно буквально поглотило его.
— А вы верите мне?
— Мне и не нужно верить вам, Саймон, достаточно просто оставаться на пол шага впереди вас.
Ощущение безысходности охватило графа.
— А если я откажусь?
— Ну как вы можете отказаться? — ласково улыбнулся Уорлок. — Я знаю, что вы делали вчера, Саймон. Кое-кто может счесть ваше разоблачение Дюка государственной изменой.
Вне себя от потрясения, Саймон глотнул полным ртом воздух.
— Вы ублюдок! Да как вы смеете угрожать мне!
— Я предпочитаю думать об этом как о простом убеждении, — спокойно возразил Уорлок.
С Саймоном явно творилось что-то неладное, подумала Амелия. Ужин почти закончился, но Саймон не притронулся ни к одной из своих тарелок — она сомневалась, что он вообще проглотил хотя бы один кусочек пищи. Амелия несколько раз заглядывала в столовую: мальчики тараторили без умолку, но Саймон, казалось, был погружен в свои мысли.
Безусловно, он остро ощущал свою вину за похищение Люсиль. Но сегодня его настроение стало даже мрачнее, чем накануне ночью. Амелия слишком хорошо его знала. Что-то случилось, и она отчаянно боялась узнать, что именно.
Амелия вошла в столовую, натянув на лицо широкую улыбку.
— Уильям, Джон, вы можете быть свободны. Пожалуйста, поднимитесь наверх и подготовьтесь ко сну. Чуть погодя я поднимусь к вам, чтобы почитать на ночь и пожелать доброй ночи. — Амелия по-прежнему улыбалась мальчикам, но остро чувствовала, как пристально смотрит на нее Саймон. Она немного покраснела, ощутив томительное покалывание в затылке и груди.
Прошлой ночью его любовные ласки были необузданными, исступленными. Амелия взглянула на Саймона. Его взгляд был столь откровенным… Она почувствовала, как густо залилась краской. Теперь она тонко улавливала, когда Саймон нуждался в ней, когда его мысли становились недозволенными и сладострастными.
Когда мальчики ушли, Амелия еле заметно улыбнулась и спросила:
— Позволите присесть?
Ей следовало держаться в рамках приличий, ведь двое слуг в этот момент убирали со стола.
— Вы всегда можете здесь сидеть, и вам не нужно об этом спрашивать, — отрывисто бросил Саймон.
Амелия нервно оглянулась на слуг, но те, избегая смотреть в их сторону, поспешили выйти из комнаты с подносами, заставленными тарелками с десертом. Амелия села на место Уильяма, по правую руку от главы семьи.
— Ну конечно, я должна спрашивать об этом, Саймон.
И тут он удивил ее, открыто, не скрываясь, коснувшись рукой ее подбородка.
— Уорлок попросил меня вернуться в Париж.
Амелия вздрогнула.
Лицо Саймона исказилось гримасой, он отнял руку от лица Амелии и задумчиво подвинул свой бокал к салфетке под столовые приборы, которая все еще лежала перед ним.
— Он настаивает. Не думаю, что мне удастся отговорить его.
Амелия подняла взгляд от бокала.
— Он не может вернуть тебя обратно! — От потрясения у нее перехватило дыхание. — Ты нужен мне, Саймон, ты нужен детям. Ты — их отец, глава этого дома!
Амелия в бессилии навалилась грудью на стол, и Саймон накрыл ее руки своими ладонями.
— Я не могу отказать ему, Амелия. И возможно, это даже к лучшему. Теперь я — свой среди французов. Ты будешь в большей безопасности, когда я уеду.
Она задыхалась от безысходности.
