восстановления физической формы.
Вскоре в одной из соцсетей мне написал Злой. Сказал, что очень здорово поболтали, надо повторить, отлайкал все мои фотки и написал непристойный комментарий. В комментарии ниже пообещала добавить его в черный список, а он прислал мне смеющийся эмодзи. С тех пор у нас появилась славная традиция непристойно комментировать фото и грозить санкциями.
Вот так день за днем я пыталась привыкнуть в моей новой жизни «в вате» – без спешки, нервов, моральных потрясений. Я привыкала к мысли, что теперь я буду другая.
– Ребят, я не хочу отставать от вас, хочу быть в курсе событий. Но я еще как минимум полгода буду восстанавливаться, – по Скайпу я была на репетиции моей группы.
Полтора года назад я и ещё несколько музыкантов собрались в «Кот и клевер» за кружкой крафтового пива. Обычные рок-посиделки. Олег остался без группы, после трех месяцев конфликтов с новым ударным, группу покинул фронтмен, а вслед за ним откололись и остальные. Костя уже год был в свободном плавании, и был бы не против опять возобновить музыкальную карьеру, ударный Иван был на замене. А я никогда раньше в группе не играла, и была не против попробовать. Так появилась рок-группа Shaman. Летом мы уже принимали участие в рок фёстах, на международном байк фёсте «На краю земли». И вот уже четвертый месяц группа была без бас гитары. Вместо меня взяли общую знакомую, в технике она мне уступала, но очень старалась и, в целом, звучала неплохо.
– Добрая, ты об этом не думай вообще, выздоравливай, – начал было Олег.
– Слушайте, ребят, всё понятно, я восстановлюсь, но этот сезон с вами играет Олеся, – и тут я обратилась к моей замене – Рыжая, ты же не против?
– Слышь, Добрая, а как же ты? – Олеся в недоумении прилипла к экрану.
– Давайте, я на репетициях онлайн буду, по возможности, – предложила я, – Я дома на акустике играю, с вами буду на связи. Медиа поддержку обещаю, как обычно. Но пока не окрепну, буду с вами удалённо.
Так в мою жизнь «после» вошли онлайн-репетиции по Скайпу.
Я завела планер, в котором по дням было расписано всё, кроме болезни – работа над книгой, репетиции, тренировки.
Каждый день я открывала глаза, вставала с кровати под Linkin Park и делала ещё один шаг к выздоровлению. Я почистила список контактов, и снова начала общаться с людьми онлайн.
Через два месяца после нашей встречи я получила сообщение в мессенджере, и спустя два часа раздался звонок в дверь – на пороге опять был Злой. В руках как веник он держал цветы. Это был очень красивый огромный букет, альстромерия. А сам он чувствовал себя неуютно, это было заметно. Я внутренне усмехнулась. Мы обнялись. Позже он забрал меня на прогулку, мы поехали гулять на пляж.
После того как мы побродили вдоль береговой полосы, мы зашли в кафе на пляже с панорамными окнами, заказали кофе. Мы сидели и молчали, разглядывая большие яростные волны, которые обрушивались на песок с пеной и воем. И как над побережьем кружили чайки, горланя свои морские песни.
– Сань, ты нах4ра приехал? – нарушила я молчание.
– Не понял, – он удивленно уставился на меня.
– Что, следующим хочешь быть? Ну, посмотрел – живая. А теперь уматывай, пока не поздно.
– Ты чё несёшь?
– Сань, ты ещё не понял? Я несчастье приношу. Умирают все. Ты тоже близкий, так что – вперёд. Двух трупов достаточно. Давай, – я хлопнула его по спине, – Спишемся-созвонимся.
– Ты больная, да?
– Предположим, что нет.
– Да. Парней нет. Но ты-то тут при чём?
– А я их убила, Сань. Любовью своей убила. Если бы не я, они бы жили. Добрый не пытался заработать свои миллионы, работал бы себе спокойно в логистике и был бы счастлив. А Шерхан жил бы сейчас где-нибудь в Германии и работал с отцом. Им нельзя было встречать меня. Им нельзя было меня любить.
Вот она, моя суровая правда. Именно поэтому я жила одна, именно поэтому у меня не было семьи. Да у меня даже парня не было, если разобраться. Потому что я приношу несчастье. Я – беда. Меня нельзя любить.
Хотелось объяснить этому упрямому качку, что рядом со мной опасно. Что он последний, кроме брата, кто связывает меня с Добрым и Шерханом. Последний, кто помнит, как это было. Какие были они, какая была я. Как мы любили. И я не могу позволить себе потерять ещё и его.
– Помню, как в детстве мы с Добрым сидели без электричества во время Джуди. И он тогда рассказывал мне «Десять негритят» Агаты Кристи. «И никого не стало», Саня. Это про нас. Никто не выжил тогда, в 98-м. Все умерли. Я помню ту девочку, которая любила воздушные шары и новогодние ёлки. А ещё чай с дымком и смородиновыми листьями. Гонять на Ямахе, нырять в озеро без дна и орать дурным голосом на горной вершине. Она была смелая и ничего не боялась. Её не стало 3 августа 98-го.
А ещё я помню парня, злого как чёрт, резкого и вспыльчивого, который за своё мог вынуть душу у кого угодно. Он говорил правду, иногда не вовремя и не к месту, и делал только то, что он хочет. Ему никогда не бывало страшно, он смеялся в лицо опасности. Его тоже нет, он ушёл в 99-м.
Их не стало, остались мы. Осталась я. И новогодние ёлки – это просто мёртвые деревья. К чёрту сопли, к чёрту воспоминания, я тряхнула головой, – Есть только сейчас. Всё остальное не имеет значения.
Саня глубоко затянулся, а затем медленно выпустил дым.
– Почему ты спала с ним? – он смотрел прямо перед собой, – Зачем ты спала с Шерханом? Нет, я понимаю, почему он с тобой спал. Шерхан это особая история. Сколько помню, у него всегда слюни текли, когда он тебя видел. Но ты! Твою мать, Малая, зачем? Я видел твою медкарту, да на тебе живого места нет. Сука, каким надо быть уродом, 4ля. Был бы он живой, сам бы шею свернул. Как ты могла? Как ты жила с ним? Он тебя пи44ил, а ты с ним тра….
И я ему врезала. Он не успел закончить, что хотел сказать, я зарядила ему пощёчину, от неожиданности он заткнулся.
– Закрой свой рот! Не смей так говорить со мной. И не смей так говорить о Шерхане! Я любила его. Доволен? Он меня к
