смотреть, отреагировал ли он, не говоря уж о том, чтобы спорить с ним. Она не открывала глаз, пока не почувствовала, как он дотронулся до ее руки.
– Я принес тебе чай, – сказал Данте, прямо взглянув на нее.
Беатрис взяла чашку и подула на чай, чтобы остудить его. Данте уселся на другой диван напротив нее. Он, казалось, был погружен в свои мысли.
Сделав глоток, Беатрис почувствовала, что ей стало легче. Но все равно она боялась, что в каждую секунду может разразиться шторм.
Поставив чашку на край стола, она ждала, что будет дальше. Когда Данте встал с дивана, Беатрис напряглась.
– Да, я не думал о том, сколько сейчас времени, – признался он. – Я был…
– В шоке, я знаю.
– Я понимаю твои чувства… Знаю, ты этого не хотела, но это случилось, и нам придется с этим разбираться.
– Нам не надо ни с чем разбираться. – Беатрис все еще штормило, хотя чай немного успокоил ее. – Я уже разобралась, – добавила она. – Я записалась на УЗИ, просто чтобы уточнить срок, и через несколько недель пойду на обследование.
– Прекрасно, но я отменю его. Мы сделаем УЗИ, когда вернемся домой, – заявил Данте.
– Домой?! – воскликнула Беатрис, почувствовав, как внутри ее все похолодело. – Я уже дома! Я никуда не поеду. Я останусь здесь. – Поджав под себя ноги, Беатрис обхватила руками колени. – Не переживай из‑за ребенка. Когда мы разведемся, обсудим с тобой все детали.
– О чем ты говоришь, черт возьми?! – громовым голосом воскликнул Данте, осознав в этот момент, что вся его жизнь изменилась с момента встречи с Беатрис. – О каком разводе идет речь, если ты носишь моего ребенка!
Она взглянула ему в глаза и увидела в них такую же решимость, какая была в его голосе. Приподнявшись, Беатрис задрожала, ощутив приступ паники.
Вокруг ее больших глаз обозначились темные круги. Она была похожа на загнанное животное.
– Ты носишь нашего ребенка, наследника трона. Это меняет все!
– Возможно, он… или она не захочет этого, – прошептала Беатрис, непроизвольно прижав руку к животу.
– Ты хочешь лишить нашего ребенка его законного наследства, его права по рождению?
– Ни Карл, ни ты не стал от этого более счастливым, – возразила она.
– Мы не станем повторять ошибки наших родителей.
Беатрис подняла дрожащую руку, словно защищаясь.
– Есть другой путь. Я не могу вернуться к тому, что было… – Она покачала головой. – Я не хочу, чтобы мной управляли и манипулировали.
Данте взглянул на нее с неподдельным изумлением. Он был явно шокирован.
– Ты считаешь, тобой манипулировали?
– Да, так было.
– Такого больше не будет, когда ты вернешься во дворец. Все изменится.
Беатрис усмехнулась, не в силах скрыть свой скептицизм.
– Что изменится?
– К черту общественное мнение, для меня самое главное – это моя семья. Я буду самым лучшим отцом. – В глазах Данте светилась решимость. Он приподнял ее лицо за подбородок. – Ты не сможешь вырастить ребенка одна…
Беатрис подавила в себе желание прижаться щекой к его ладони.
– Женщины часто растят детей в одиночку, некоторые по своей воле, а некоторые – потому, что у них нет другого выбора.
– Но у тебя есть выбор, – мягко прервал ее Данте. – У нас было пробное расставание, почему бы нам не решиться на пробный брак?
– И снова какие‑то уловки? – устало произнесла Беатрис. За последние дни она эмоционально и физически вымоталась, и ее желание бороться сменилось беспросветным фатализмом.
Возможно почувствовав это, Данте нагнулся к ней, прямо взглянув в ее глаза. Беатрис стало стыдно за то, что она засомневалась в его искренности. В его эмоциях не было ни капли лжи.
Потом, вспоминая об этом, она решила, что именно эта забота, светившаяся в его глазах, побудила ее перестать бороться с неизбежным.
Беатрис вскинула подбородок.
– Все должно измениться… если я вернусь.
– Обещаю, что тобой никто не будет управлять.
– Я не хочу быть декоративной принадлежностью, я хочу, чтобы со мной обращались как с равной, не опекали меня. Ох… – Слегка склонив голову, она взглянула на него сквозь опущенные ресницы. – И я хочу, чтобы ты никому ничего не говорил, пока не будет срок три месяца и мы не убедимся в том, что все… идет хорошо.
– Моим родителям?
Беатрис усмехнулась, но ее голубые глаза остались печальными.
– Особенно твоим родителям. – Она знала, что не сможет переносить их лицемерие. Родители Данте очень хотели внука, и на какое‑то время жена наследника стала бы центром внимания, но потом они начали бы строить план, как отобрать у нее ребенка.
Неужели она стала параноиком? Что ж, это лучше, чем быть наивной.
– Твои родители не любят меня, никогда не любили… И это нормально, потому что я их тоже не люблю.
Помолчав, Данте кивнул.
– Хорошо, мы никому ничего не будем говорить. Доктор сказал, что у тебя какие‑то проблемы? – с заметным напряжением спросил Данте и пристально взглянул на нее.
– Нет, сейчас еще рано говорить, но если вдруг у меня снова будет выкидыш… – Беатрис почувствовала, как слезы потекли по ее щекам. – Я не хочу, чтобы кто‑нибудь знал. Меня не волнует, что ты скажешь им, но…
Выпустив ее из объятий, Данте поднялся на ноги. Его охватило чувство жалости и желание защитить ее.
– Все будет в порядке.
– Откуда ты знаешь, – всхлипнула Беатрис, глядя на него блестящими от слез глазами. – Ведь это случается со многими женщинами, вновь и вновь, и… – Голос ее сорвался, когда по щеке потекла слеза. Данте обнял ее и прижал к себе. – Не представляю, как я снова это вынесу, – прошептала Беатрис, уткнувшись носом ему в грудь.
Данте ничем не мог ей помочь, но ему так хотелось уберечь, защитить Беатрис, что сердце разрывалось от тревоги и нежности. Поцеловав ее в макушку, он нежно пригладил ее шелковистые волосы.
Ее рыдания скоро утихли, но она еще некоторое время прижималась к его широкой груди, его сильным рукам. Судорожно вздохнув, Беатрис отстранилась.
– Спасибо тебе.
Какое‑то незнакомое чувство шевельнулось в груди Данте, когда он поднялся с колен и встал возле дивана.
– Не за что, – ответил он.
– Должно быть, я ужасно выгляжу.
– Да, ужасно, – подтвердил Данте, когда Беатрис со слабой улыбкой взглянула на него. – Скоро ты станешь еще и толстой и не сможешь видеть свои ноги.
«Ты все еще любишь меня?» – мысленно спросила его Беатрис.
Она не сказала это вслух, потому что он уже не любил ее.
Самолет прорвался сквозь плотный слой облаков и поднялся в чистое синее небо. Однако настроение Беатрис было не
