— Боишься довериться самому себе?
Опять воцарилось молчание. Его бесило то, что она, лаская его, смеялась над ним.
— Что такого я с собой сделал?
— Постарался не отдать мне себя, как будто боялся что-то потерять…
— Почему я должен что-то потерять?
Вновь они замолчали. Она поднялась и пошла за сигаретой. Серебряная шкатулка сверкнула красным отражением огня в камине. Чиркая спичкой, она сломала ее, бросила в камин и зажгла другую.
— С чего ты так торопился обратно? — спросила она, не вынимая изо рта сигарету. — Я же сказала, что хочу покоя. У меня его целый год не было. А последние три месяца ты занимался лишь тем, что сводил меня в могилу.
— Однако ты даже не побледнела, — поддел он жену.
— Тем не менее, я больна. Я устала — устала от тебя. Ты требуешь всего и ничего не даешь взамен. Я пустая внутри. — Она пыхнула сигаретой на дамский манер, потом вдруг с силой ударила себя по лбу. — У меня в голове отвратительная пустота. Я знаю, что должна отдохнуть — должна.
У него словно огонь пробежал по жилам от ярости.
— От трудов? — насмешливо переспросил он, все еще стараясь сдерживать себя.
— От тебя — от тебя! — крикнула она, подаваясь к нему. — Ты калечишь мне душу своими проклятыми причудами. Думаю, все дело в твоем здоровье, и ты ничего не можешь изменить, — добавила она уже спокойнее. — Но я-то больше не могу терпеть, никак не могу, вот так.
Не глядя, она стряхнула в камин пепел с сигареты, но промахнулась, и он упал на красивый азиатский ковер. Посмотрев, что наделала, она не проявила никаких чувств. А он сидел, окаменев от бешенства.
— Можно спросить, как это я тебя калечу?
Она помолчала, пытаясь подыскать верные слова. Потом в отчаянии махнула рукой и вынула изо рта сигарету.
— Ты — ты всюду преследуешь меня — не оставляешь одну. Не даешь мне покоя — не знаю, что ты делаешь, но это ужасно.
И вновь он ощутил прилив бешенства.
— Непонятно.
— Знаю. Я не могу выразить это словами — но что есть, то есть. Ты — ты не любишь меня. Я вся отдаюсь тебе, а потом — ничего — тебя попросту нет.
От злости и ненависти он крепко сжимал губы.
— Нам не понять друг друга, — проговорил он. — Может быть, расскажешь, кто этот Ричард?
В комнате было почти темно. Пару минут она просидела молча. Потом опять вынула сигарету изо рта и посмотрела на нее.
— Я собираюсь встретиться с ним, — услышал он в сумерках ее насмешливый голос.
У него голова пошла кругом, перехватило дыхание.
— Кто он? — спросил муж, не веря в реальность каких бы то ни было отношений своей жены с Ричардом, даже если этот Ричард и существовал на самом деле.
— Я познакомлю тебя с ним, когда узнаю его получше.
Он ждал.
— Кто он?
— Я скажу тебе потом и представлю его.
Пауза.
— Можно мне пойти с тобой?
— С тебя станется, — с иронией отозвалась она.
Тихо вошла служанка, так как наступило время опустить шторы и зажечь свет. Пока она находилась в комнате, муж и жена молчали.
— Полагаю, — сказал муж, когда дверь за служанкой закрылась, — тебе для отдыха нужен Ричард?
Она восприняла его сарказм как обычную констатацию факта.
— Да. Мне нужен нормальный открытый человек, который будет любить меня просто, без твоих сомнений и недоговоренностей. Именно этого я хочу.
— Отлично. Ты у нас человек независимый.
— Ха-ха, — засмеялась она. — Мог бы этого и не говорить. Кому-кому, но только не тебе отнять у меня мою независимость.
— Я имел в виду твое состояние, — спокойно проговорил он, хотя его сердце переполнялось горечью и яростью.
— Ладно, — сказала она. — Пойду одеваться.
Он остался неподвижно сидеть в кресле. Боль стала почти нестерпимой. Несколько мгновений все его тело сотрясала чудовищная огненная пульсация. Постепенно она сошла на нет, однако навалилась слабость. Ему ни в коем случае не хотелось расставаться с женой, хотя всё как будто к этому шло — стоит им разлучиться в такой решительный момент, и они больше никогда не будут вместе. Однако если она проявит решительность, то так тому и быть. Он уедет на месяц в Италию. Там тоже можно вести дела. А когда вернется, они вполне смогут заключить между собой соглашение, так многие делают.
Мешала отвратительная тяжесть в груди, не хотелось двигаться. Одна мысль, что надо собирать вещи и ехать в Милан, приводила его в ужас, так как подразумевала некое усилие воли. Однако это нужно сделать, и он сделает. Нет смысла дожидаться ее дома. Переночевать можно у шурина, а завтра в поезд. Надо дать ей немного времени — пусть придет в себя. Она и вправду очень импульсивна. Тем не менее, ему совсем не хотелось расставаться с ней.
Он так и сидел, погруженный в свои мысли, когда она спустилась, уже в шубке и токе[14]. У нее был сияющий вид, и мечтательный, и своенравный одновременно. И до чего же она была хороша — черный мех подчеркивал природную прелесть ее лица.
— Не дашь мне немного денег? У меня совсем нет.
Он дал ей два соверена, она положила их в черную сумочку. Неужели она так и уйдет, не сказав больше ни слова? У него опять от муки окаменело сердце.
— Хочешь, я уеду на месяц? — с нарочитым спокойствием спросил он.
— Да, — с прежним упрямством ответила она.
— Что ж, отлично, так и сделаем. Мне еще придется задержаться на денек в городе, но я переночую у Эдмунда.
— Пожалуйста, если хочешь, — с сомнением произнесла жена.
— Если ты хочешь.
— До чего же я устала! — жалобно воскликнула она.
Однако в этом «устала» звучало раздражение.
— Отлично.
Она застегнула перчатки.
— Значит, ты уезжаешь? — вдруг оживилась она и повернулась к двери. — До свидания.
Он ненавидел ее за этот легкомысленный тон.
— Завтра я буду у Эдмунда.
— Ты ведь напишешь мне из Италии, правда?
Он не ответил на бессмысленный вопрос.
— Ты вынула из волос увядшую примулу? — спросил он.
— Нет.
Она отколола шляпную булавку.
— Ричард решил бы, что я ненормальная, — сказала она, вынимая из прически розовые помятые цветы, и, бросив их на стол, вновь надела шляпку.
— Хочешь, чтобы я уехал? — нетерпеливо повторил он свой вопрос.
Она нахмурилась. Ей надоело противиться ему. Но и избавиться от стойкой неприязни к мужу у нее не получалось. Тем не менее, она любила его. Любила крепко. А он — он как будто не понимал этого. Не понимал, что ей в самом деле хотелось побыть без него. Однако любовь не отпускала ее, страстное чувство, которое она питала к нему. Тем не менее, больше всего на свете ей хотелось опять остаться одной.
