Несколько мгновений он смотрел на нее все так же сурово и неумолимо, как вдруг глаза его скользнули по планке ее расстегнутого жакета, задержавшись на выступающих под шелковой кремовой блузкой выпуклостях груди.
Лора напряглась, чувствуя, как этот откровенно сексуальный взгляд невольно взволновал ее, заставив сердце учащенно забиться. Как в прошлом, когда им достаточно было лишь друг на друга посмотреть… Казалось, Костес понял ее чувства, и слегка язвительная усмешка пробежала по его губам.
— За душу я бы много не дал, — сказал он медленно и с расстановкой, — а вот тело… Оно бы принесло тебе кучу денег, вздумай ты выставить его на торгах. Разумеется, не в таком строгом костюме.
Эти слова так поразили Лору, что она на какой-то момент лишилась дара речи. Она чувствовала, как острым жаром опалило щеки от унижения, но постаралась сдержаться, и это ей удалось. Да, она явно ошибалась, думая, что Джералд не изменился. Физически, может быть, и нет, но раньше он никогда не был таким бессердечным. Хотя, может, она, слепо любя его, прежде не замечала этого. Но она не позволит так обращаться с собой — в конце концов, всему есть предел! Эта встреча послужила лишь одному: показала ей, что зря она четыре года так жестоко страдала по этому человеку.
— Я сожалею, что побеспокоила тебя, Джералд, — поднимаясь на ноги, сказала она. — Но еще одно, прежде чем ты уйдешь, — прибавила она веско. — Зачем ты пришел сюда с этими оскорблениями? Ведь ты уже так щедро излил их на мою голову четыре года назад.
Пока она говорила это, Костес тоже поднялся из кресла и лениво запахнул кашемировое пальто, надетое поверх безукоризненного темно-синего костюма. А потом ответил так спокойно и таким рассчитанно равнодушным тоном, словно репетировал дома эту реплику много раз.
— Если уж сравнивать степень унижения, то до тебя мне здесь далеко. Что бы я ни сказал тебе сейчас, это ни в коей мере не может сравниться с тем, что ты устроила мне в ту ужасную ночь.
Он положил ладони на стол и наклонился к ней, сверля ее темным холодным взглядом. Он был так близко, что Лора почувствовала дразнящий запах одеколона, исходивший от него, такой незабываемый, что ей пришлось сжать кулаки, чтобы сдержать себя и не потянуться, как прежде бывало, к нему.
— Ты что, и в самом деле думала, что я примчусь сюда, чтобы вытянуть твою компанию из финансовой пропасти? — продолжал он саркастическим тоном. — Неужели ты всерьез на это рассчитывала, Лора? Ты думаешь, я хоть что-то забыл? Забыл, что четыре года назад ты крутила любовь со мной, в то время как была помолвлена с другим? Мы занимались любовью, но все это время ты принадлежала другому мужчине. Интересно, как далеко ты зашла бы в этом, если бы твой отец не объявил о помолвке тогда, на дне рождения… Твоем двадцать первом дне рождения…
— Джералд, — вскричала Лора, — пожалуйста, не надо!.. — Этого она не могла вынести. Она до боли закусила губу, призывая на помощь всю свою выдержку. О, она должна была знать, что Джерри никогда не забудет этого, что он увидит в этой просьбе о помощи, обращенной к нему, лишь великолепную возможность отомстить. Так, значит, вот зачем он здесь!
— «Пожалуйста, не надо»? — резко оборвал он. — Ты просто пользовалась мною четыре года назад. И объяснение здесь только одно: ты была очень богатым, избалованным и испорченным ребенком, который жаждал обладать всем, на что обратится его взор, включая и меня.
Все хладнокровие, которое Лоре еще удавалось сохранять, раскололось, как тонкий лед. Несправедливость его слов ранила ее так глубоко, что она почти задохнулась от обиды. Как он ошибался!.. Как обидно он ошибался, думая о ней так!
— Ничего подобного, Джералд, — с болью выдохнула она. — Да, у меня было очень обеспеченное детство, отец хотел возместить мне отсутствие матери, но ведь это не моя вина. И все же я не была испорчена, ничего подобного. Я вовсе не хотела обладать тобой, словно игрушкой. Я любила тебя…
— Ты даже не знаешь значения слова «любовь», — снова оборвал ее Костес. — Когда человек любит, он не изменяет…
— Я и не изменяла, — настаивала Лора, хотя чувствовала, что он не поверит. — Я знала, что такое любовь, но ты даже не дал мне возможности…
— Какой? Объяснить?!. — взорвался он. — Какие нужны были объяснения? Твой отец в тот вечер объявил всем о помолвке. Его чудесная дочь была торжественно обручена с сыном его лучшего друга, Эдвином Нерритом. Боже мой, Лора, ты ведь сама настояла, чтобы я пришел к тебе на день рождения. И для чего? Чтобы унизить меня…
— Перестань! — выкрикнула она, сжав пальцами виски. Она точно вновь переживала тот ужасный момент, как было уже много раз, и всякий раз от этого становилось лишь хуже. Унижение — вот что господствовало в тот вечер в ее доме. И никто не избежал его: ни Джералд, ни Эдвин, ни она сама.
Единственный, кто остался спокойным в этой ужасной ситуации, был ее отец. Ее решительный и властный отец, который всегда прокладывал себе дорогу в жизни, не считаясь ни с чьими чувствами и желаниями, кроме своих собственных. Это столь несвоевременное объявление о помолвке исходило лишь из его желания связать вместе две семьи. Она и Эдвин практически выросли вместе, но, хотя и были всегда очень дружны, вовсе не помышляли о браке… Они могли бы, конечно, со временем вступить в брак, если бы в ее жизни не появился Джералд и не показал бы ей, что такое настоящая любовь. Пусть у них с Эдвином не было никаких формальных обязательств, в обеих семьях всегда признавалось, что они хорошая пара. Это и побудило отца объявить о помолвке. Но все было не так, как виделось Костесу. Ведь она никогда не чувствовала, что принадлежит Эдвину Нерриту.
Джералд Костес, честолюбивый и очень яркий человек, был совершенно не похож на него. Наполовину испанец, он обладал южной пылкостью и какой-то особой, магической, привлекательностью. Не успела она оглянуться, как без памяти влюбилась в него. И он любил ее тоже. И вдруг на вечеринке по поводу ее дня рождения все так внезапно и так ужасно закончилось!
Хотя она винила в этом прежде всего отца, однако глубоко в душе знала, что совершила тяжелую ошибку, ни разу до того вечера не упомянув Джералду о существовании Эдвина. Но что бы это изменило? Учитывая бешеный темперамент Джерри, ровным счетом ничего. Любого другого мужчину, будь тот просто добрым другом детства, Костес не потерпел бы рядом с ней.
— Я пригласила тебя сюда вовсе не для того, чтобы растравлять душу воспоминаниями, — сказала она примирительным тоном. — Это было бесполезно тогда и так же бесполезно сейчас.
Она глубоко вздохнула и храбро встретила его хмурый взгляд. Просить его о помощи было самым трудным шагом, который ей только приходилось делать в жизни, но у нее не было другого выбора. Последние несколько недель лишили ее остатков гордости. Судьба множества преданных компании людей, которые работали еще на ее отца, зависела сейчас от нее. Она была в долгу перед ними и в долгу перед своим отцом, который, полностью доверив ей руководство компанией, уехал за границу. Он жил теперь на юге Франции, и известия о банкротстве мог просто не пережить.
