времени. И только айфон последней модели напоминает мне о настоящем. Я решаю всё-таки включить его, понимая, что от неприятностей в интернете не скрыться. Оказывается, я вовремя закрыла комментарии. Конечно за ночь мне прилетела сотня отметок под видео и фото. Но проверять, что там, я не собираюсь.
Откладываю телефон в сторону и берусь за разделочную доску и нож. Замечаю несколько уведомлений о пропущенных звонках. Большинство от Ричарда, но есть пара от Давида. Этому-то что понадобилось от меня? Чувствую, как накатывает обида за боль от прошлого расставания и за испорченное свидание в настоящем. И будто специально Давид звонит мне. Я сначала теряюсь, но потом беру трубку, чтобы высказать ему всё, что думаю.
— Привет. Ты где? — спрашивает он, будто ничего и не произошло. Совсем ничего, включая расставание и скандал.
— Какая тебе разница? — отвечаю я откровенно хамовато. Вернувшаяся в кухню мама даже удивлённо вскидывает брови, глядя на меня.
— Всё хорошо? — шепчет она беспокойно.
Я киваю и показываю ей отобразившееся фото контакта. Она кивает и уходит.
— Инга, ну, ты чего? — с нотой вины в голосе произносит он. — Я же беспокоюсь.
— С чего бы это? — чувствую, что меня несёт, но не собираюсь останавливаться.
— Просто мне всякие уроды пишут в соцсетях. Я не думал, что этот твой мужик такой известный.
— Во-первых, будет тебе уроком, Давид, чтобы думал в следующий раз! — отвечаю я чуть повысив голос. — А во-вторых, он не мой мужик, мы работаем вместе. Хотя нет, правильнее сказать «работали». Ведь из-за твоего внезапного приступа ревности меня вчера уволили! Так что спасибо тебе большое, удружил.
Последнюю фразу я буквально ору в трубку, что совсем на меня не похоже. Но накопившиеся эмоции требуют выхода. Давид некоторое время молчит. Я начинаю подозревать, что он бросил трубку. Но на экране видно, что вызов ещё длится.
— Прости меня, — произносит он наконец. — И за скандал тоже. Я просто увидел вас вместе и взбесился. Повел себя как ребенок, у которого отняли игрушку. Давай оставим всё плохое в уходящем году. Хочу сохранить хорошие воспоминания о том, что у нас было.
— Иди ты к чёрту, Давид! Не собираюсь я тебя прощать только потому, что новый год. Живи теперь с мыслью, что испортил карьеру женщине, которой клялся в вечной любви, а потом бросил!
— Ты не права, Инга, — отвечает он пожалуй даже слишком спокойно. — Во всём. И насчёт этого Долсона тоже. Ни один мужчина не полезет в драку из-за женщины, которая ему безразлична.
Я бросаю трубку. Становится стыдно за враньё и за мелочность, но всё моё сознание сейчас до краёв наполнено грустью и меланхолией. Так что Давид сам виноват, что завёл все эти разговоры про новый год и прощение. Мама осторожно заглядывает в кухню.
— Ты чего? — спрашиваю я её.
— Да боюсь под горячую руку попасть, — осторожно усмехается она. — А то прям мегера какая-то в тебя вселилась. Он чего хотел-то? Назад просился?
— Да где уж там? «Давай останемся добрыми друзьями», — я пытаюсь спародировать низкий голос Давида.
— Ну, тогда правильно, что ты его послала, — мама взмахивает рукой в воздухе. И это она ещё всей истории не знает.
Получив мамино одобрение, я выдыхаю. Кажется, как будто я наконец окончательно перевернула страницу жизни, в которой фигурировал Давид. Только в голове засели его слова про то, что мужчина не станет драться за женщину, которая ему не интересна. Пусть они и сказаны им больше про себя, но греют душу и дают какую-то надежду, пусть и глупую.
К вечеру, как раз когда мы заканчиваем с готовкой, приезжает сестра с мужем. Поздравляют меня и маму, дарят подарки. После мы садимся за стол. Начинаются привычные беседы о том, кто родился, женился или развёлся.
— А ты, Инга, не планируешь замуж в ближайшее время? — спрашивает сестра без намерения обидеть. Тем не менее неприятное чувство сворачивается в груди.
Мне остаётся лишь загадочно улыбнуться. Пусть интерпретирует это, как ей вздумается. Остаток вечера после их ухода мы с мамой смотрим телевизор и листаем старые фотоальбомы.
— Смотри, а тут тебе шесть, — мама показывает старое фото, где я сижу под ёлкой с двумя маленькими хвостиками на голове. У меня перед глазами тут же появляется то рождественское утро, проведённое вместе с Долсонами. Я открываю фото в телефоне и показываю их маме.
— Похожи, — усмехается она, а потом грустно вздыхает. — Это он, да? Твой иностранец?
— Не мой, — опустив взгляд, возражаю я. Мама похлопывает меня ободряюще по руке.
— Ну, это время покажет, — пожимает плечами она. — Вон он как глядит на тебя.
Мне не хочется доверять маминым словам и собственным надеждам. Потому что кажется, что отпустить сейчас проще, чем поверить и обмануться. Но незадолго до полуночи от Ричарда приходит сообщение с поздравлением от него и Лиззи, и сердце снова заходится. Я вновь начинаю размышлять, почему я не схитрила. Почему не притворилась, не солгала Сергею и не осталась? Ведь мы же смогли бы всё прояснить с Ричардом, нам просто не хватило времени. А что сейчас? Почему я веду себя как девочка-подросток вместо того, чтобы ответить на звонок и поговорить по-человечески? Я же уже знаю, какой Рик. Ответа на свои вопросы я не нахожу, как и не нахожу решимости самой позвонить Ричарду. Я просто допиваю шампанское под бой курантов и иду спать.
Утро первого января начинается неожиданно рано. Начальница Ника звонит и пишет мне во все мессенджеры. Да с такой настойчивостью, что мне становится страшно. На секунду просыпается подозрение, что это из-за моего внезапного увольнения и скандала. Но я помню условия расторжения договора на оказание услуг, так что проблема явно не в деньгах от киностудии. А деньги это единственное, что интересует Нику в этой жизни.
— Что стряслось, Ник? — спрашиваю, поднимая трубку.
— Слава богу, хоть до кого-то дозвонилась, — выдыхает она. — Очень извиняюсь, Инга. Можешь, пожалуйста, мне помочь с видеоконференцией? Илья заболел и не вышел сегодня, а у меня через час начало.
— Ладно, помогу, — чуть растерянно отвечаю я. — Если доехать успею, конечно.
— Спасибо тебе, дорогая! Жду тогда в офисе.
Кладу трубку и
