— Я не буду с тобой препираться. Но советую со мной вести дружеские отношения, иначе… Лишишься всего.
— Тебе пора, Глеб, — цедит Вера сквозь зубы. — И держи Надьку поближе к себе. А то мало ли…
Если бы не Соня у нее на руках, точно бы придушил.
Резко разворачиваюсь и выхожу.
Вот стерва! Угрожать задумала?! И, главное, знает, по чему бить — по самому незащищенному. Хорошо, что Надю забрал. В мою квартиру Вере доступа нет.
* * *
Негромкая музыка все равно давит на уши. Опрокидываю в себя порцию вискаря.
— Ну ты даешь, Глебас… — Дрозд тянет руки к бутылке. — Ты все же решился послать нахер старшую сестричку и подмять под себя-таки младшенькую?
Я, щуря глаза, поднимаю на Дрозда гневный взгляд. Ну, по крайней мере, мне он кажется именно таким.
— Ты выражения выбирай, Кир. Да и вообще, с чего ты так решил? — немного заплетающимся языком спрашиваю я.
— По-моему, выражение под стать ситуации, бро. — Тимоха ударяет меня в плечо кулаком, и я чуть пошатываюсь на стуле.
— А ты вообще помолчи, Тим, — цыкаю на него.
— А я-то что? Хочешь сказать, что еще никак не забыл ту хохму, что ли? — он удивленно выгибает бровь.
— Эта твоя, как ты выражаешься, «хохма» знаешь, к чему привела? — рычу на Тимоху и лезу в карман, достаю оттуда смятый Верой тест на отцовство и с силой вдавливаю его в грудь друга.
— Что это? — спрашивает друг.
Забирает комок бумаги, расправляет его и несколько секунд изучает. Потом поднимает на меня глаза:
— Да ну нахер?! — изумляется Тимоха. — Это правда?
— Дай гляну, чего там? — не выдерживает Дрозд и, нависая над столом, забирает у Тимохи тест.
— Это из-за тебя я не видел рождение дочери! — с досадой ударяю кулаком по столу. — Из-за тебя!
— Охренеть! — выдыхает Дрозд. — Глебас, да ты отец?! Я в шоке! То есть тебе одной мартышки мало показалось, но там хоть дети чужие, надоело — бросил. А эту-то малолетку нахера обрюхатил? Теперь что делать-то будешь? Как выкручиваться? Она же тебя по суду заставит отцовство признать, и алименты ты ей платить будешь! Ты прикинь, какой это гемор?! Ну ты и встрял, бро! Сочувствую, — сокрушено качает головой Кир.
— Ты это серьезно сейчас? — У меня из головы вмиг выветривается алкоголь.
— Ну да! А что ты так удивляешься? У Никитоса… там братана одного, шалашовка, с которой он ночь одну пошоркался, притащила ребенка ему через год. Говорит, твой. Что хочешь, то и делай. Ну, Никитос давай открещиваться, божиться, что первый раз ее видит, а знаешь, что по итогу вышло? — Кир драматично замолкает и смотрит на нас выжидающе.
— Мне лично безразлично, — отвечаю ему, прекрасно понимая, на что намек.
— Давай уже говори, чертов интриган, — одновременно со мной отвечает Тимоха.
— В суд подала на алименты. Никитос послать ее хотел, а хера там. Сделали тест, и он подтвердил, что ребенок его!
— И к чему ты это все ведешь, Кир? — наливаю в бокал еще порцию виски.
Я хочу напиться до отключки и забыться. Сегодня я имею на это полное право. Столько событий произошло за день, что я забит до отказа эмоциями, сжегшими мои внутренние ресурсы. И пацанов позвал, чтобы компанию мне составили и потом домой отвезли: не хотел болтаться в состоянии нестояния по дворам да по подъездам. А вместо этого Кир срет мне в мозг своими никчемными доводами.
— Да к тому, что эта прошаренная девка хочет попользоваться тобой, а ты, добрая душа, пойдешь ей на уступки. Как будто сестры ее мало оказалось. Сама еще решила присосаться, как паразит.
— Заткнись, Кир! — Не выдерживаю и вскакиваю из-за столика. — Не смей так говорить про мать моей дочери, понял?! Не позволю!
— У-у-у-у, бро. Да ты чего?! Никак проникся отцовской любовью? И все это за… — язвит в ответ Дрозд и, для пущей убедительности посмотрев на часы, заканчивает: — … за двадцать четыре часа? Или побольше.
— Ладно. — Выхватываю у него из пальцев смятый листок. — С меня хватит.
— Твою мать, — подрывается Тимоха. — Дрозд, достал! Ты чего неугомонный такой? Или завидуешь?
Кирилл, фыркнув, откидывается на спинку стула.
— Мне что, делать нечего?
— Вот тогда и заткнись! — кидается на него Тимоха. — Глеб, да хорош, ну что ты, этого придурка не знаешь? Он мертвого из могилы поднимет и выведет из себя. У него же талант.
— Ну и пусть катится к черту со своим талантом! — Чуть пошатываясь, размашистым шагом иду в сторону улицы. — Мне нужна компания, Тим. — Бью себя в грудь кулаком.
Мы молча стоим несколько минут. Друг затягивается сигаретой и произносит:
— Давай вернемся, Глеб? Кирюха уже по-любому пожалел о том, что сказал. Уверен в этом. Мы просто немного шокированы. Ты ж у нас самый младший, переживаем за тебя все, как за родного.
Тимохе удается меня убедить вернуться. Кир больше ничего не говорит. Он молча запивает стаканом вискаря мою новость, как горькую пилюлю.
Мы, правда, за вечер с ним пару раз еще цепляемся. Но после второй бутылки моя память, решительно попрощавшись с разумом, захлопывает дверь в голове, и с того момента я мало чего вообще могу вспомнить. Только отрывки. Только отдельные слова, и то, кем они были сказаны, не помню.
Так и заканчивается мой день в полном беспамятстве.
Глава 9
Подскакиваю на кровати от того, что мне в голову настойчиво лезут посторонние голоса. От испуга по спине ползают колючие мурашки.
Опускаю ноги на пол, прислушиваюсь. За дверью и правда голоса. А один из них я знаю очень хорошо. Не помню имя, но это друг Глеба.
Меня прошибает пот. Оглядываюсь через плечо: Алиса, мерно посасывая соску, спит.
Я, затаив дыхание, приоткрываю маленькую щелочку в двери и выглядываю наружу.
Что они тут делают? Может, нужно позвонить Глебу? Спросить?
Но развернувшаяся передо мной картина отвечает сразу на все вопросы и расставляет все по местам, удерживая Глеба под мышки, двое друзей пытаются разуть совсем не державшееся на ногах тело.
У меня в груди тут же вспыхивают досада и злость. Я решительно выхожу из спальни и плотно прикрываю за собой дверь.
— Здрасти, — сдерживая раздражение, кидаю парням.
Те, повернув голову в мою сторону, замирают, уставившись на меня в недоумении.
— Эм, и тебе не хворать, — выпрямляется тот, что сидел на корточках и снимал ботинки Глебу. — Я что-то не припомню, а разве Глеб говорил, что она здесь? — обращается он ко второму.
— Да я не припомню, — пожимает тот плечами.
— Слушай. — Первый снова поворачивается ко мне. — А что ты тут делаешь?
Скрещиваю руки на груди, насупившись.
— Как видишь, живу. А разве он, — киваю на Глеба, — вам не сказал, что сегодня ночует в другом месте? Зачем вы его приперли сюда? Да еще и в таком состоянии?
Я откровенно начинаю злиться. Даже представить себе не могла, что мне придется ночевать с пьяным Глебом под одной крышей! Я на это не подписывалась.
— Кир, сам справишься? — не обращая внимания на меня, спрашивает второй.
— А то, не в первый же раз. Ты куда?
— А я профбеседу хочу кое с кем провести, — отвечает он.
И в тот же миг оказывается рядом со мной. Я даже глазом моргнуть не успеваю, так он это сделал быстро. Видимо, еще не до конца проснулась.
Но, когда вижу парня вблизи, узнаю в нем того самого Тимофея.
— Что тебе? — Икнув, вжимаюсь в стену.
— Пойдем, хочу поговорить с тобой.
Парень сжимает мой локоть и тащит на кухню.
— Эй, полегче! — возмущаюсь я, буксуя ногами.
— Ребенок, как я понимаю, тоже здесь?
Я молча перебираю ногами, оставляя его вопрос без ответа. Но, как только мы оказываемся на кухне, а Тимофей закрывает за спиной дверь, тут же, ожесточившись, встаю в позу.
— А тебе то что? Какое тебе дело до этого? — сжимаю челюсть, цежу сквозь зубы.
— Мне как раз до этого есть самое прямое дело. Ты зачем вернулась, Наденька? Чего ему мозги пудришь? Глебу и сестры твоей достаточно, слава Богу, ума хватило наконец-то послать ее нахер! — В его голосе чувствуется пренебрежение и даже скорее презрение. Тимофей достает из-за спины свернутую в трубку папку и кидает ее на стол. — Видимо, за ум взялся, а тут ты появилась. Не лезь к нему, девочка, — предупреждает он.
