Я судорожно глотаю воздух от обиды. Тимофей уже один раз послужил раздором в наших отношениях. Больше я ему не позволю этого сделать. И теперь я не поведусь на его провокационные слова! Если Глеб захочет, чтобы я ушла, пусть мне сам об этом скажет.
— Так, может, у друга своего спросишь, кто к кому лезет? — выпячиваю упрямо вперед подбородок. — Я его не трогала. И даже в мыслях не было общаться с ним. Так что не делай поспешных выводов, Тимофей.
Парень прожигает меня взглядом.
Мне становится до жути страшно, когда он внезапно начинает наступать на меня.
— Не подходи. — Осторожно делаю несколько шагов назад, прячась за стол.
— Лучше отвали от него, малая. По-хорошему прошу. — Тимофей упирается в стол и, облокотившись об него, припечатывает к полу требовательным взглядом.
— Или запугиваешь?
Меня пробирает озноб, и я обхватываю себя за плечи ладонями.
— У тебя связь между мозгом и языком присутствует? — язвит он. — Думай, что говоришь!
Он разворачивается и идет к выходу, но, задержавшись на пороге, поворачивается ко мне снова лицом.
— И подумай еще над тем, что тебе придется оставить Глеба в покое. У нас на носу большой проект, и он должен вложиться в него на все сто процентов. А ты и твой ребенок — для нас помеха. Усвоила, малая? Так что сделай нам всем милость. Свали в туман.
После этих слов Тимофей выходит, а я так и остаюсь стоять неподвижно, будто вросла ногами в пол. Обида, боль от несправедливости сказанных им слов: все внутри смешалось в отравляющий душу коктейль.
Лишь только когда снова слышу громкие голоса в коридоре, сбрасываю с себя оцепенение и, подойдя к дверному проему, прислоняюсь к стене.
— Что ты там ей сказал? — это говорит Кирилл.
— Правду, — отмахивается Тимофей.
По их отдаляющимся голосам я прихожу к выводу, что они уже возле входной двери.
— Не переборщил? — уточняет Кирилл.
— А даже если и так, что с того?
— Второго раза нам Глеб не простит. Серьезно тебе говорю. Надеюсь, такого дерьма, как в прошлый раз, больше не повторится.
За парнями захлопывается дверь, и я наконец-то облегченно вздыхаю. Этот Тимофей просто откровенный козел!
И если я раньше думала, что люди меняются… то Тимофей — явное доказательство того, что люди действительно меняются, только в худшую сторону.
С досады ударяю ладонью о стену. Завтра же выскажу Глебу все, что он заслуживает. Сам сказал, что ему нужно два дня, чтобы разобраться с делами в моей квартире, а вместо этого напился до свинячего состояния.
От переживаний пересохло в горле. Я, развернувшись на пятках, подхожу к фильтру, наливаю стакан воды и нечаянно цепляюсь взглядом за папку на столе, которую бросил Тимофей.
Что он там сказал? Что Глеб за ум взялся?
Выпиваю стакан воды залпом и медленно подхожу к столу, затаив дыхание… В голове мелькает мысль, что, возможно, мне не стоит лезть туда, куда не просят, но она тут же пропадает, когда, открыв первую страницу, вижу слово «расторжение».
Дыхание сбивается, и я уже не могу остановиться. Подтягиваю папку к себе ближе и жадно впиваюсь в строчки глазами.
С каждым словом мне становится труднее дышать. В голове полная сумятица и неверие в то, что вижу. Глеб разорвал брачный договор с Верой?! А это значит, что за этим последует либо официальный развод, либо… о втором варианте мне почему-то не хочется даже думать.
Закрываю папку и откладываю ее в сторону.
На ватных ногах иду в свою спальню. У меня внутри все трепещет от туманности ближайшего будущего. Что Глеб задумал? Для чего все это делает? Неужели и впрямь хочет что-то изменить? И это что-то явно связанно со мной и Алисой. В сердце поселяется пульсирующее чувства страха.
Столько вопросов в голове и так хочется на каждый из них получить ответ.
Я уже дохожу до комнаты, когда слышу неясный призыв о помощи, который исходит из спальни… Глеба.
Сжимаю пальцами дверную ручку. Нет, я не пойду. Не пойду. Сам виноват в том, что ему плохо. Зачем было так напиваться?
Тяну дверь на себя… и снова слышу призыв…
Боже! За что мне это?
Я оказываюсь в комнате Глеба через несколько секунд. Парень, свесив голову, лежит на краю кровати. И вот-вот упадёт.
Я подхожу к нему и пытаюсь повернуть его на другой бок.
— Нет, нет! Отстань! Не трогай, — ворчит он.
— Ты сейчас упадёшь, — нетерпеливо отвечаю ему.
— Надя?! — искренне удивляется парень.
— Нет, черт побери, добрая Фея! — язвлю я. — Какого черта ты так напился, Глеб?
— Ой, только без лишних вопросов, — кряхтит он, хватается за голову и сам перекатывается от меня подальше.
— Да, я видела, повод есть. — Залезаю на кровать, подсаживаюсь к его спине. Мне обязательно нужно получить ответ на вопрос, который иначе, я уверена, будет мучить меня всю ночь.
— Надя, отстань. Давай только не сейчас. Мне так плохо… — еле слышно бубнит Глеб.
К своему неудовольствию понимаю, что он уже благополучно проваливается в сон.
— Глеб, — произношу громче, склонившись к его уху.
— М-м-м, — тянет парень и все же переворачивается на спину. Мне приходится немного сдать назад, чтобы он меня не подмял под себя.
Я только открываю рот, чтобы спросить про развод, когда Глеб неожиданно запрокидывает руку мне на плечо, и я, не удержавшись, валюсь ему на грудь.
И уже не знаю, в какой раз ударяюсь о его ребра носом.
— Ты что творишь? — возмущаюсь я и в попытке высвободиться выставляю руки перед собой, упираюсь в плечи парня.
— Надюш, не верещи, а. Просто полежи со мной пять минут.
Я слышу, как Глеб тяжело дышит. Ему, видимо, и правда очень плохо. И я не знаю, зачем это делаю, но, сдавшись, ложусь рядом с ним.
Тихо, почти не дышу. Просто слушаю его сердцебиение и вдыхаю его аромат. Такой далекий, почти забытый, но такой…родной. Память мгновенно подбрасывает картинки из прошлого. Мое дыхание замедляется, а бег сердца ускоряется.
Вспоминаю, как первый раз увидела Глеба. Как мы первый раз поцеловались с ним и чем все в конце концов закончилось. Грудь наполняется тоской и каким-то вселенским одиночеством.
Судорожно втягиваю в себя глоток воздуха, чтобы прогнать комок, застрявший в горле, но вместо этого получается жалобный всхлип.
— Надь, ты чего? Плачешь? — хрипло спрашивает Глеб.
— Ты с Верой решил развестись? — проигнорировав вопрос, сдавленно произношу я.
— Да. Решил. Давно надо было сделать. Но все никак не решался. — Голос натянутый, приглушенный.
Прежде чем задать следующий вопрос, приподнимаюсь на локте. Мне нужно видеть его лицо.
— Почему? Почему ты с ней разводишься?
Я думала застать его врасплох этим вопросом. Думала, сейчас он откроет глаза и начнет расспрашивать, откуда я знаю.
Но Глеб продолжает лежать с закрытыми глазами и хранить молчание. О том, что он не спит, свидетельствуют трепещущие ресницы.
Я не свожу с него взгляда. Я и боюсь услышать ответ, но и в неизвестности у меня уже нет сил находиться.
— Я тебе скажу, если ты меня поцелуешь, — вдруг выдает Глеб. Его пальцы перехватывают сзади мою шею, легко сжимают.
Я растерянно хлопаю глазами. Он что, совсем с ума сошел? О чем он говорит? Какой к черту поцелуй?
— А ну-ка пусти, — сердито одергиваю Глеба, — немедленно.
Хватаю его за запястье и пытаюсь высвободиться из захвата.
— Тогда, раз не хочешь целовать, дай мне поспать. Иначе тебе придется задержаться в моей квартире еще на один день.
— Ухожу, — сдаюсь я. — Отпусти.
Глеб ослабевает хватку, и я, расслабившись, уже собираюсь слезать с кровати, когда внезапно он, воспользовавшись моей потерей бдительности, вдруг снова хватает меня за шею и, притянув к себе, целует.
Мне тут же в нос ударяет запах алкоголя и чего-то еще; кажется, это мята или лайм, невозможно разгадать точно.
