— Надо бы там тебя и оставить! — сварливо заметил Джерри, поднимая кровать и помогая ей вылезти. — Всегда говорил, что ты ленивая и толстая. Другая женщина не застряла бы там. Бывают же женщины с хорошей фигурой!
— Вот Ванесса, например, — продолжила Шерилл.
— Не знаю… — Лицо Джерри на мгновение помрачнело, но уже в следующую секунду он бодро продолжил: — Все женщины знают, где у них йод. Если их мужья порежутся, они не ищут его где попало. А ты даже под кровать сунулась… Ишь, задница какая большая! — Джерри хлопнул Шерилл по попе. — Почти ничего не ешь, а она у тебя все огромнее становится. — Джерри захохотал, довольный своей шуткой.
В этом весь Джерри. Ему и в голову не пришло, что она кинулась разыскивать не йод. Он постоянно думает только о своей персоне, а о ней вспоминает только для того, чтобы сказать очередную гадость. Ей всегда становилось обидно от таких шуток.
К удивлению Шерилл, услышав слова Джерри, она не испытала никаких чувств. Ее ревность испарилась. Она стояла и смотрела на человека, с которым прожила три года, и не ощущала в сердце никаких эмоций. В один миг ее муж стал для нее чужим человеком, с которым ее ничто не связывает.
Шерилл продолжила осмотр спальни. Она искала скрытую фотокамеру, но так ничего и не нашла. Лорд Хэррингтон оказался предусмотрительным — забрал камеру.
— Да ладно, не расстраивайся… — неожиданно добродушно сказал Джерри.
Видимо, лицо у Шерилл исказила такая судорога боли, что даже ее муж не остался равнодушным. К таким его движениям души Шерилл не привыкла и с интересом взглянула на Джерри.
— У тебя есть некоторые достоинства, — продолжил он. — Маленькая ножка, узкая талия. Ну а здесь… — Джерри сделал в воздухе движение руками, как бы показывая грудь и бедра, — займись физкультурой, сядь на диету или по крайней мере носи утягивающее белье. Что делать, если ты опоздала родиться. В девятнадцатом веке такой пышечке цены не было бы. А сейчас другие идеалы…
Да, все эти годы он старался развить у нее комплекс неполноценности. И надо отдать ему должное — почти добился успеха. А в начале их семейной жизни находил ее телесные излишества недурными…
А если бы она была худая, не стал бы Джерри попрекать ее плоской фигурой? — вдруг подумала Шерилл и пришла к выводу, что да, это возможно. Джерри хотелось подчинить ее, и он ловко играл на ее желании похудеть.
Неожиданно Шерилл решила, что не расстроится, если муж уйдет из ее жизни. Естественно, не умрет, а просто они разведутся. Но раздумывать даже над этой проблемой у нее не было времени. Слишком много дел ее ждало сегодня. Шерилл быстро оделась и вышла из спальни.
— Я к лорду Хэррингтону, — решительно сказала Шерилл. Она стояла в приемной его компании. Его секретарь, миссис Вуд, внимательно на нее смотрела. — Я миссис Доналдсон, — добавила Шерилл.
Выбежав из дома, Шерилл собиралась сразу отправиться в лечебницу. У доктора Гилби утренний прием, и она рассчитывала убедить ту отказаться от предложения Ванессы. Возможно, еще не все потеряно. Но образ Эдварда преследовал Шерилл. Вычеркнуть его из памяти ей не удалось. Он эгоист, подло использовавший ее, твердила она себе, но сердце оставалось в плену у этого бессердечного человека.
— Сожалею, миссис Доналдсон, но лорд Хэррингтон сейчас занят. Просил его не беспокоить.
Шерилл не остановили слова секретарши. Она рванулась вперед к заветной двери, скрывающей человека, которого она любила и ненавидела одновременно. Движение Шерилл было столь стремительным, что миссис Вуд не смогла ей помешать.
Шерилл влетела в кабинет, пересекла его и добежала до Эдварда. Теперь их разделял только стол.
— Джерри жив! — выкрикнула она.
Эдвард поднялся ей навстречу. Взгляды их встретились. И произошло чудо! Окружающий мир перестал для них существовать.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, даже не заботясь, одни ли они в кабинете, Шерилл словно сомнамбула двинулась к Эдварду, на ходу расстегивая жакет. Необъяснимая для них страсть толкала их в объятия друг друга.
Эдвард бросился к ней. То же всепоглощающее чувство полыхало в его глазах. В одно мгновение губы их встретились, а руки сплелись. Все мысли Шерилл, которые по дороге сюда молоточками стучали у нее в висках, испарились. Всем своим существом Шерилл стремилась только к одному — слиться прямо сейчас с этим мужчиной, иначе она умрет.
Они торопливо срывали с себя одежды, не прерывая яростного поцелуя, в котором почти не присутствовала нежность. Наконец они рухнули на ковер. И тут же она впала в беспамятство, полностью отдавшись чудесным ощущениям. Таинство любви снова затягивало ее в свой опасный и сладострастный водоворот.
— Еще! — закричала Шерилл вне себя от охватившей ее страсти. — Еще!
Они сгорали в охватившем их огне. Поток жгуче-сладкого чувства возносил их на своих мощных крыльях. Они взмывали все выше и выше, в самое поднебесье, подводя друг друга к наивысшему пику страсти.
Когда их объятия разжались, они, не глядя друг на друга, долго лежали в блаженной истоме на ковре, опустошенные и счастливые.
Шерилл молчала. Молчал и Эдвард. То, что произошло между ними, нельзя было выразить звуками обычной человеческой речи. Шерилл казалось, что она прошагала пешком тысячи километров, отделяющие ее от этого человека, который еще недавно был чужим, а теперь стал родным и любимым. Сказать сейчас слово — значит потерять ту нить, которая связала их, а Шерилл так не хотелось прерывать разговор их сердец.
— Шерилл, — выдохнул наконец Эдвард, поворачиваясь к ней.
— Мне кажется, что я умираю, — прошептала Шерилл, но вдруг вспомнила, зачем пришла сюда, и добавила: — Джерри жив. Он вернулся домой. Значит, вчера…
— Я знаю… Тоже мне, мисс Марпл… — И он потянулся губами к Шерилл.
Их поцелуй был полон нежности и признательности друг другу за доставленное наслаждение. Губы Эдварда были мягкими и сладкими как мед. Это было прекрасно. Если бы этот поцелуй продолжался вечность, Шерилл излечилась бы от всех своих бед.
Вскоре сердце Шерилл вновь застучало в бешеном ритме, а кровь превратилась в огонь. Их снова затягивала в свою бездну страсть, которая кипела в их жилах и которую они не могли удовлетворить. С каждым разом она пробуждалась в них с новой, еще большей силой. И вот они снова уносятся в неведомую страну, где царит блаженство, превращаются в первобытных людей, в единственных существ на земле, в Адама и Еву.
Они любили друг друга так отчаянно, так стремились насытиться друг другом и одновременно подарить наслаждение, словно от этого зависело, останутся они в живых или нет.
