Но потом, подумал он, внезапно погружаясь в воспоминания, она неожиданно сказала: «Поцелуй меня». Он вновь слышал ее слова в своих ушах, нежные, как бы влажные, и по его коже быстро разлилось тепло. А потом, когда он расслабился, когда он был мягким и незащищенным, ее манера вновь изменилась. Она стала резкой, властной. Он нахмурился и потер щеку рукой. Страх медленно отступал, оставляя осадок неудовольствия. Может быть, подумал он, ему повезет позже.
Когда Айрис услышала стук Вито, она отозвалась:
— Я здесь. — Затем погрузилась в ванну, зачерпнула две пригоршни белой плотной пены, покрывавшей воду толстым слоем, и осторожно положила их на груди. Когда Вито открыл дверь ванной комнаты, она сказала: — Посмотри. Я как мороженое-пломбир.
Вито вздрогнул. Он еще не видел ее обнаженной, только в постели, но тогда он воспринимал ее тело как бы по частям — желанным, но разрозненным. До сих пор он был не в состоянии отделить ее от своих собственных ощущений и рассматривать ее как объект, нечто отдельное от него самого. А в те несколько моментов, когда он видел ее совершенно голой — на расстоянии, ложащуюся или встающую с постели, общее впечатление было таким сильным, что он отворачивался или закрывал глаза. Это было излишество, чрезмерность, которую его мозг не мог воспринять.
Сейчас он смотрел, осознавая ее удивительную красоту — маленькие розовые соски под легкими шапками разбавленной пены, блеск воды на ее белой шее, изгиб ее смеющихся губ и цвет ее глаз.
Она протянула к нему руку, и он встал на колени, ощущая, как под ее теплыми мокрыми ладонями намокает футболка. Ему хотелось опуститься в ванну вместе с ней.
— М-м-м, я так рад тебя видеть, — сказал он.
— Ах, малыш. Ты скучал по мне?
— Я думал, что никогда не настанет 11.
— Ой-е-ей. — засмеялась она.
— Казалось, я просто зря трачу время.
— О, мой сладкий малыш. Раздевайся, — сказала она, разжимая руки, — и забирайся ко мне в ванну.
— Хорошо. — Он нетерпеливо сорвал одежду, прыгая на одной ноге, когда брюки зацепились за ботинок. Затем, повернувшись к ней спиной, осторожно ступил в теплую ароматную воду.
— Повернись! — Она сказала это резко, но в ее голосе слышался смех.
— Хорошо. Я просто боюсь наступить на тебя.
— Повернись, черт возьми!
Он повернулся и встал перед ней. Теплая вода, доходившая ему до колен, и тепло ванны успокаивали. Неожиданно он почувствовал себя храбрым и уверенным.
— Посмотри на меня, — сказал он, улыбаясь. — Видишь? Я больше не стесняюсь.
Она серьезно смотрела на него, склонив голову на бок.
— Ты и не должен, Вито. Ты великолепен.
— О, — он начал краснеть.
— Я имею в виду, что ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. — Она помедлила. — Я тебе нравлюсь?
— О да. — Он погрузился в воду и неуклюже сел лицом к ней, подтянув колени под подбородок.
— То есть, тебе нравится, как я выгляжу? Ты думаешь, я хорошенькая?
Он попытался заговорить, но споткнулся.
— Мой Бог! — сказал он наконец.
Ее лицо оставалось серьезным.
— Тебе не кажется, что я начинаю стареть? — Она стерла пену с грудей и осмотрела их, усевшись так, чтобы лучше видеть. — Мне тридцать, понимаешь.
— И что? Ну и что?
— Ну, я уже не тинэйджер.
— Ненавижу девчонок. Правда. Боже, они такие глупые и всегда просто… просто… Я не знаю… Некоторые из них, они хорошие, но они так… Дешевые пройдохи, — закончил он в смущении.
— Пройдохи! — Она засмеялась.
— Я имею в виду, что они не знают жизни.
— А я знаю, да?
— Ну… В смысле…
— Откуда ты знаешь?
— Что?
— Жизнь. Откуда ты знаешь, знаю ли я… О, оставь это. Иди сюда. — Она отодвинулась, чтобы он мог вытянуться вперед и лечь рядом с ней. — Сейчас, — сказала она, целуя его, — закрой глаза и просто лежи спокойно.
— Я люблю тебя.
— Ох, малыш…
— Я так тебя люблю, что я хочу… хочу… — Он начал извиваться, пытаясь взять ее. Его глаза были открыты, он учащенно дышал.
— Вито, что ты делаешь?
— Я хочу… ответил он, тяжело дыша и прижимаясь к ней.
— Эй! Ой, больно!
— Извини, — сказал он быстро, — но я не хотел. Я хочу…
— Вито! Ты намочишь мне волосы.
— Ничего, — страстно прошептал он и глубоко вздохнул, когда она неожиданно уступила ему. Он ощутил удивительный покой, безопасность и улыбнулся.
— Они будут сухими, — сказал он. Он смотрел в ее глаза. Они были злыми, но ее гнев его не пугал. Сейчас это его не волновало. Он был там, где хотел быть. Он был безмятежен. Выражение ее глаз изменилось, они начали улыбаться, отражая его собственную улыбку.
— О, Вито, это так хорошо, так хорошо, — сказала она.
— Я знаю, — сказал он, медленно двигаясь. — Так. Да?
— О, да. Но не спеши, хорошо?
— Не беспокойся, — сказал он, изумленный собственным самообладанием и неожиданным вероломством. Ему хотелось смеяться. Он начал двигаться раскованно, даже дерзко, внимательно вглядываясь в ее глаза, наблюдая, как они расширяются от удивления, а затем становятся задумчивыми, мечтательными. Он двигался энергичнее, быстрее, ощущая ее ответ, а затем вдруг стал коварным и послушным. Но она продолжала двигаться. Глядя ей в лицо, он увидел, как ее губы приоткрылись, обнажив белые мелкие зубы. Сейчас она страстно смотрела на него, слегка нахмурясь, но все еще с улыбкой, приказывая ему взглядом. И, не зная почему, он продолжал двигаться медленно, искусно, бесстыдно, в то же время отчаянно борясь с собой, сдерживая свое желание, не реагируя на мольбу своих нервов и мышц. Его лицо было бесстрастным, почти жестоким из-за этой внутренней борьбы. По причинам, которые он, возможно, не знал, но мог только почувствовать, эта борьба стала жизненно важной, она обещала слабую надежду на победу, природа которой была такой непонятной, что он не осознавал, каким будет исход и почему он обречен на это испытание. Он только с гордостью чувствовал, что именно он вызывал к жизни растущую мольбу в ее глазах. И этот взгляд так глубоко и так радостно проник в его душу, что он рассмеялся. Айрис этот короткий веселый смех привел в замешательство, как-то сладко смутил. Со счастьем и изумлением она почувствовала, что разделяется, подчиняется, открывается в самых глубоких, самых укромных уголках своего существа с утонченной свободой и готовностью. Желание и благодарное, о, такое благодарное предвкушение дара, который, как она сейчас была уверена и с каждой секундой становилась все более уверенной — и хотела быть более уверенной — она даст ему, серьезному, золотому, смеющемуся маленькому мужчине с его влажными черными глазами и юными красными губами, этому быстрому маленькому мужчине, который хотел расколоть ее — в полной невинности — и с которым она — о, да, сейчас она, да, да, с этим малышом, да, да, о, милый, о, милый, ВОТ! О, да, да, для него, да, неужели это правда случилось — о, спасибо, Боже, да, да, ой, ой, а-а. Она кончила. О, Боже. Боже, она кончила.
