Она приподняла голову и воинственно спросила:
— Что тебе нужно?
Он тихо ответил:
— Посмотреть, как ты.
— Я не больная. Со мной все в порядке. Уходи.
Он молчал, глядя на нее. Уже стемнело, и вечернее небо, озаренное заходящим солнцем, пылало на западе, оттеняя скученные облака, постепенно скрывавшие солнце.
— Включить тебе свет?
— Нет, спасибо.
— Скажи мне… — Он подошел к окну. — Чем тебе не нравится Говард Биль?
Она поколебалась. Зачем он ее спрашивает? Зачем он ее все время проверяет?
— Я… я знаю, что не смогу его никогда полюбить. — Она устало поднялась и спустила ноги на пол, приглаживая волосы и прижимая тыльную сторону ладони к пылающей щеке. — А когда я выйду замуж — если вообще выйду, мне нужна будет любовь, чтобы я могла ее отдавать и получать, такая любовь, какая была у моих родителей.
Он медленно отвернулся от окна и облокотился на подоконник. В темноте она не видела его лица.
— Не обманывай себя, Элиза. Такого нет на свете. Если такой мужчина, как Говард Биль, — надежный, уверенный в себе, цивилизованный — может предложить тебе стабильное будущее без материальных проблем, то с твоей стороны просто глупо отказывать ему. — И он горько закончил: — А любовь? Она у тебя будет!
— Как ты можешь так говорить? — закричала она. — Стоит только посмотреть на Роланда и Клару, чтобы понять, как ты заблуждаешься.
— Им повезло даже больше, чем они думают. — Он подошел и подсел к ней на кровать, засунув руки в карманы. — Я наблюдаю за ними совершенно бесстрастно, и меня это совсем не увлекает. Теперь у меня есть к этому иммунитет, Я просто сижу на обочине и смотрю на других. И ничего не чувствую.
— Ты циник. Ты позволил себе раскиснуть.
— Ну и что, пусть. Зато больше никто не сможет сделать мне больно.
Она отчаялась. Ей так хотелось быть такой, как другие девушки, которые могут дать понять мужчине, что любят его, не говоря этого прямо. Она вынудила себя спорить с ним, потому что знала, что так нужно. Ради любви, которую она к нему испытывала, она должна попытаться убедить его, что не все так плохо и не все еще потеряно.
— Из-за того, что девушка — всего лишь одна девушка — предала тебя, ты позволил себе превратиться в бессердечного, безжалостного…
Однако он неправильно понял ее намерения и сердито прервал:
— Ну вот, ты опять завела свою шарманку. Снова давай монотонно перечислять все мои недостатки и дурные черты. Да я все уже знаю, что ты про меня думаешь, ты мне это говорила уже столько раз, что сейчас можешь заткнуться!
Стало совсем темно. Некоторое время он молча стоял, глядя в окно. Затем он увидел лежавшую на стуле куклу, равнодушную и безжизненную. Он схватил ее и поднес к окну. Ее абрис четко вырисовывался на фоне сумерек. Пожав плечами, он бросил ее обратно на стул и вышел.
На следующее утро Фил Поллард спросил Элизу, как она себя чувствует после экскурсии по территории врага.
— Никаких повреждений? Боевых ран?
Девушка улыбнулась. Она не могла рассказать ему, что те раны, что она получила, невидимы и неизлечимы.
— Пока ты была у Кингсов в офисе, ты не нашла никаких материалов, которые помогли бы нам в наших попытках саботажа?
— Нет, — засмеялась она. — Ничего такого, что могло бы нам помочь. Только всякие сроки поставки материалов, и почему такое-то оборудование не подвезли в условленное время, и как это задерживает график строительства.
Клара, которая слышала их разговор, крикнула из торгового зала:
— Вы видели в местной газете сообщения, что у Кингсов многое пропадает со стройки? И что они подозревают кого-то в воровстве?
— А что у них пропадает? — поинтересовался Фил Поллард, поглощенный оттачиванием карандаша.
— Ну, медные трубы, мешки с цементом, доски и все такое прочее. Конечно, это очень странно, потому что кто бы это ни делал, он явно делает это специально, чтобы помешать строительству.
Элиза села за пишущую машинку.
Саботаж — слово, которое только что употребил сам Фил. Ее сердце упало. Она взглянула на его профиль. Он, не зная этого, беззаботно просматривал каталог новых поступлений. Она начала печатать и вдруг в ужасе вспомнила, что Лестер недавно спрашивал о ее отношении к строительству. Элиза почувствовала, что ей стало жарко от унижения. Значит, он подозревает ее в краже! Неужели он так плохо о ней думает? Ее пальцы барабанили по клавишам, отчаянно пытаясь силой ударов заглушить ответ на этот вопрос.
Позже в тот же день ей позвонил тот, кого она так боялась услышать.
— Это Говард. Я полагаю, сегодня вечером вы свободны, Элиза? Я обнаружил, что в городском театре идет хорошая пьеса, и купил два билета.
Его фамильярность с ней уже после первого знакомства, его убежденность в том, что она уже целиком принадлежит ему и что он может вести ее куда захочет, а она будет повсюду покорно за ним следовать, — все это довело ее гнев до точки кипения. Однако она слегка убавила огонь и равнодушно ответила:
— Да, я могу сегодня с вами пойти.
— Хорошо. Я зайду в семь. До свидания.
Он повесил трубку. К его приезду Элиза надела самую простую свою одежду и причесала волосы так, чтобы они висели скучными некрасивыми прядями. Она не станет его поощрять — ни внешностью, ни поведением.
Но Говард даже ничего не заметил. По дороге они говорили о повседневных делах, он сказал что-то насчет приятной погоды и ни в коей мере не был смущен ее краткими ответами. В театре они сидели на самых дорогих местах и ели самые дорогие конфеты, какие только оказались в буфете, а в антрактах пили в баре самое изысканное вино. По дороге домой они говорили о пьесе, вернее говорил Говард, а Элиза слушала. Она не смогла бы сейчас подавать внятные реплики. Она смотрела пьесу и, следуя инстинкту, выглядела грустной или смеялась всегда в нужных местах, но в памяти у нее ничего не осталось.
Он проводил ее до входной двери, наклонился вперед, схватил за плечи и коротко поцеловал в губы. Затем сообщил ей, что скоро они снова увидятся.
Элиза подумала, что прощальный поцелуй был тоже запланированным действием — частью плана, одобренного после того, как ситуация была должным образом взвешена, оценена и финансово рассчитана.
Роланд крикнул из своей комнаты, что звонил Лестер, когда она уходила. Спрашивал, не придет ли она завтра и не напечатает ли то, что он оставит ей на столе.
Она заглянула к брату.
— Ты сказал ему, что я ушла с Говардом?
— Нет. Он не спрашивал.
Элиза подумала, что после всего, что она говорила ему про Говарда Биля, это даже к лучшему.
