знали с самого начала.
При последней мысли в сердце ей словно вогнали гвоздь. Как она будет просыпаться одна, а не в его объятиях? С кем будет говорить обо всем и ни о чем? Как заполнит пустоту в доме и в жизни после его ухода?
Но она должна его отпустить…
Он всегда уходит. Она еще согласилась бы попробовать… точнее, думала об этом, но твердо знала: он не передумает.
Лицо у Роуэна сделалось непроницаемым; через несколько секунд — а может, через сто лет — он медленно встал и подошел к ней. Нагнулся и поцеловал сначала в висок, потом в губы.
— Спасибо, что рассказала, — прошептал он, чуть отстраняясь. — Еще раз прости за то, что поставил тебя в такое положение.
За что он просит прощения? За то, что она потеряет ребенка?
Или что он разбил ей сердце?
Роуэн стоял в душе у Джейми. Дверь он закрыл и запер на задвижку. Он положил руку на кафель над головой. Так грустно ему еще никогда не было. Вплоть до последнего разговора выкидыш казался чем-то теоретическим, он его не трогал по-настоящему. Но за последние пятнадцать минут Роуэн привык к мысли, что в ней растет его ребенок, борется за место в мире. И что он… или она… скорее всего, не выживет.
Он понимал, что никогда не поймет в полной мере все последствия выкидыша. Раньше он никогда не задумывался о детях. Не знал о душевной боли, о связи, которая зарождалась у Джейми с предыдущими детьми и с тем, который сейчас находится в ней.
Но думал он не только о потере ребенка.
Чувство вины из-за того, что Джейми ждет ребенка от него, боролось с осознанием, что их связывает не только физическое влечение. Они не просто идеально подходят друг другу в постели. Да, ему трудно не трогать ее, когда она рядом. Они часто занимались любовью, и секс был потрясающим, но ему нравилось и сидеть с ней в тишине, и молчать. Обнимать ее, когда она спит… такой радости он не испытывал раньше. Он слышал ее смех, и сердце у него радовалось. Ему нравилось, каким он сам становился с ней — более спокойным, не таким зажатым, смешливым, странно нежным.
«Ты не влюблен в меня, а я не влюблена в тебя».
Когда она произнесла эти слова, все клетки в его теле завибрировали, прося, чтобы он поспорил с ней. Правда настигла его, как удар — тяжелый и быстрый. Он-то влюблен в нее, и она — единственная, с кем он может построить совместную жизнь, кого может… любить.
Он ее любит.
Ему трудно было это признать, потому что он боялся ее потерять, но больше не мог себя обманывать. Он все время возвращался к ней, потому что они — родственные души. Она заполнила огромную пустоту в его жизни.
Роуэн не хотел создавать семью ни с кем, кроме Джейми.
Может быть, у них и не будет генетически родных детей, но ему было совершенно все равно. Можно усыновить ребенка или воспользоваться услугой суррогатной матери. Ему нужна семья, в центре которой будет Джейми.
Но она ясно дала понять, что ей лучше одной, что не хочет и не желает ни детей, ни постоянных отношений. Он все понял.
Она уже была замужем и перенесла тяжелую потерю. Но он никому другому не мог доверить свое сердце, свою жизнь, своих детей.
Либо Джейми, либо никто.
А поскольку она только что сказала, что не любит его и не хочет постоянных отношений, его ждала одинокая, пустая жизнь — раньше ему казалось, что именно о таком он мечтает.
Роуэн прислонился затылком к кафельным плиткам. Что ему делать? Как двигаться вперед? Если признается ей в любви, предложит жить вместе, не будет ли он таким же, как ее бывший, который давил на нее, не считаясь с ее чувствами?
Или лучше держать дистанцию, позволить ей самой управлять ритмом их отношений и надеяться, что границы разрушатся и она его впустит?
Роуэн любил действовать; он работал ради того, чего он хотел. Но он не может заставить ее полюбить себя. Либо она его любит, либо нет; либо хочет, либо не хочет.
Так что он стоял и ругался в душе, где никто его не слышал.
Оба стараемся говорить как можно осторожнее, отчего стали раздражительными, подумал Роуэн, спускаясь как-то утром на кухню. Он провел рукой по волосам и направился к кофемашине. Пора ввести в организм дозу кофеина. Он убедил хирурга-ортопеда снять гипс чуть раньше срока. Стало гораздо легче.
Возможно, они с Джейми много и не разговаривали — стена размером с Техас выросла между ними после того, как она рассказала ему о смерти своего мужа, — но это не мешало им по-прежнему радоваться друг другу по ночам.
Вчера они устроили настоящий марафон, и Роуэн испытывал приятную усталость.
Он думал, как снести выросшую между ними стену и честно и откровенно признаться: что бы ни случилось с ребенком, он хочет остаться с ней. Признаться ей в любви. Но, судя по ее отстраненности, она еще не готова. Он вздохнул и напомнил себе: в любви нельзя действовать нахрапом.
И все же он понимал, что дальше так продолжаться не может. Что-то должно произойти. Причем скоро.
— Мне тоже налей, пожалуйста!
Услышав мужской голос, Роуэн вздрогнул и круто развернулся. Но вместо взломщика за обеденным столом сидел потный, запыхавшийся Грег.
Он что, с пробежки?
— Обалдеть! — Роуэн вздохнул, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. — Ты что творишь?!
— Доброе утро, — улыбнулся Грег. — Ты всегда такой ненаблюдательный или сегодня у тебя плохой день?
Роуэн выпрямился и метнул на Грега испепеляющий взгляд:
— Не ожидал встретить тебя здесь в такой ранний час.
— Я ее брат, — напомнил Грег и кивнул в сторону кофемашины: — Так нальешь или я сам?
— Налью, — буркнул Роуэн, нажимая кнопки.
Придвинув чашку Грегу, он сел напротив.
— Ты регулярно вламываешься к ней в дом или сейчас особый случай?
— До того, как появился ты, я заходил к ней пару раз в неделю, — признался Грег. — Последнее время я решил дать вам немного личного пространства.
— Очень любезно с твоей стороны, — сухо ответил Роуэн, отпил кофе и вздохнул. Очевидно, Грег чувствовал себя у Джейми как дома. — А сегодня что случилось?
Грег провел пальцем по ободку чашки, и его глаза цвета черной вишни, так похожие на глаза Джейми, потемнели.
— Что у вас с Джейми? — без предисловий спросил он.
— О чем ты? — удивился Роуэн.
— Позавчера вы ужинали
