Ночью было холодно. На краю ирригационной ямы блестел лед, бурундуки вылезли на солнышко и лежали в оцепенении, распластавшись, с широко открытыми, испуганными глазами, не в силах пошевелиться.
— Возможно, нас не будет два-три дня, — сказала Принцесса.
— Отлично. Тогда нам можно до четверга не беспокоиться, — отозвалась миссис Уилкисон, молодая бойкая жительница Чикаго. — В любом случае, — добавила она, — Ромеро о вас позаботится. Он — человек надежный.
Когда они отбыли, солнце уже освещало пустошь, отчего полынь и шалфей стали бледными, как светло-серый песок, и вокруг них появился яркий светящийся ореол. Справа поблескивали силуэты саманных деревенских хижин, приземистых и почти невидимых на равнине, земля от земли. За деревней находилось ранчо и росли тополиные рощицы, желтевшие на фоне чистейшего голубого неба.
Осень по-новому раскрасила огромные юго-западные пространства. Трое путешественников неспешно ехали верхом по дороге туда, где солнце сверкало желтизной как раз над черной громадой гор. Их высокие склоны тоже светились желтизной, загораясь ответным огнем под холодным голубым небом. Правда, ближайшие склоны оставались в тени, поэтому блеск красных дубов, золотых тополей, голубовато-черных елей и серо-голубого камня казался приглушенным. Каньон же был густого синего цвета.
Обе женщины и Ромеро ехали цепочкой, друг за другом, и первым — Ромеро на черном коне. Сам Ромеро тоже был весь в черном — зыбкое черное пятно на нежной палитре бескрайнего простора, на которой даже далекие сосны были словно в голубоватой дымке, гораздо более светлой, чем их природный зеленый цвет. Ромеро молча оставлял позади заросли мохнатой полыни. Последней в облаках пыли, которую поднимали копыта двух других лошадей, ехала не очень хорошо державшаяся в седле мисс Камминс. Иногда ее конь громко фыркал, и тогда она страшно пугалась.
Лошади бежали легкой рысью. Ромеро ни разу не оглянулся. Он слышал топот за спиной, и большего ему не требовалось.
Его делом было показывать дорогу. Принцесса же, постоянно видя удаляющуюся черную спину, чувствовала себя на удивление беспомощной, но в то же время испытывала острую радость.
В конце концов трое всадников приблизились к бледному круглому подножию горы, заросшему темными соснами и кедрами. Подковы звенели, ударяя о камни. То тут, то там попадался разросшийся кустарник, усыпанный с пушистыми цветами, словно отлитыми из чистого золота. Всадники обогнули синюю тень и начали подниматься вверх по крутой тропе — весь побледневший мир остался внизу, у них за спиной. И уже довольно скоро они оказались в тени каньона Сан-Кристобаль.
Река быстро несла свои воды. Время от времени лошади хватали зубами пучок травы. Тропа делалась уже, травы становилось меньше; над путниками смыкались горы; в тени и прохладе лошади карабкались и карабкались вверх по склону, где деревья стояли впритык в тенистой бесшумной тесноте каньона. Тополя поднимались, сглаживая и скругляя склон, на немыслимую высоту, где золотились на солнце. А внизу, там, где лошади отвоевывали у горы шаг за шагом и кружили среди мощных деревьев, все еще стояла тень, шумела вода и порою мелькали в первобытных дебрях серые фестоны камнеломки и кустики лиловой герани. У Принцессы похолодело сердце, когда она осознала, какой сумбурный распад и угасание, какая безнадежность таится в девственных лесах.
Спустившись вниз, они пересекли реку и стали подниматься по другому склону. Черный конь Ромеро остановился, недоуменно поглядел на поваленное дерево и легко переступил через него. За ним с опаской последовала гнедая лошадка Принцессы. А вот упрямец, на котором ехала мисс Камминс, заволновался, и пришлось вести его в обход.
Все так же, в молчании, они продолжали свой путь в густой, причудливой тени каньона. Были слышны лишь удары подков по камням и плеск воды там, где тропа пересекала реку. Временами, когда Принцесса, переходя вброд реку, взглядывала наверх, у нее захватывало дух. Потому что высоко-высоко в небесах горели желтым пламенем горные вершины, испещренные крапинами черных елей; они напоминали пестрые нарциссы, росшие на бледно-бирюзовом склоне, высившимся как раз над темно-синей тенью, где пребывала сейчас Принцесса. Она срывала кроваво-красные листья с дубовых веток, пока лошадь выходила на более открытое место, не имея ни малейшего представления о том, что творится с ее хозяйкой.
Путники поднялись довольно высоко над рекой, время от времени оказываясь выше каньона и не выпуская из вида пятнистую, горящую золотом вершину. Потом опять спустились вниз и пересекли реку, не сходя с лошадей, которые с опаской переступали через беспорядочные груды упавших деревьев. После же путники оказались среди нагромождения скал. Черный конь, помахивая хвостом, шел впереди. Принцесса позволила своей кобыле самой искать дорогу, и та почти бесшумно шагала следом за черным конем. Неожиданно за спиной Принцессы раздалось громкое испуганное ржание. Принцесса не успела ничего сообразить, как увидела загорелое лицо Ромеро, который, обернувшись, с демоническим прищуром всматривался во что-то. Она тоже оглянулась и увидела, как конь мисс Камминс, хромая, карабкается вверх по камням, а его светлое колено всё красное от крови.
— Он падает! — крикнула мисс Камминс.
Но Ромеро уже спешился и бежал к коню. Он тихо произнес какую-то команду и принялся осматривать его раненое колено.
— Ему больно? — громко, не скрывая волнения, спросила мисс Камминс, торопливо соскакивая на землю. — Боже мой! — закричала она, увидев кровь, узким ручейком стекающую по изящной ноге. — Это ужасно! — срывающимся голосом проговорила она, вся побелев.
Ромеро внимательно обследовал пострадавшее колено. Немного подождав, он заставил коня сделать несколько шагов. После этого выпрямился и покачал головой.
— Не так уж и плохо! — сказал он. — Кости целы.
Он еще раз наклонился над коленом, потом посмотрел на Принцессу.
— Конь может идти. Ничего страшного.
Принцесса молча вглядывалась в загорелое лицо.
— Что, опять наверх?! — воскликнула мисс Камминс. — И долго еще?
— Часов пять, — коротко ответил Ромеро.
— Пять часов! — воскликнула мисс Камминс. — На хромой лошади! Лезть на крутую гору! Зачем?
— Вы правы, здесь довольно крутая тропинка, — проговорил Ромеро, сдвигая на затылок шляпу и вновь осматривая окровавленное колено. Конь стоял, уныло понурившись. — Но все же мне кажется, что он может идти.
— Ох! — вскрикнула мисс Камминс, и у нее в глазах неожиданно засверкали непролитые слезы. — Только этого не хватало! Я никуда на нем не поеду, ни за какие деньги.
