Конечно, было бы классно увидеть Соболевых, но Яна на таком сроке никуда не поедет.
— Даже не знаю…
— Вера…
— А хотя, — с воодушевлением подскакиваю. — Да, давай. Давай отметим свадьбу через неделю.
Макрис подозрительно на меня смотрит. Ухватывается за талию и ловко переворачивает на спину. Его член снова каменный.
— Что это послужило тому, что ты передумала?
— Ничего…
— Ты меня пугаешь…
— Ничего, Адриан.
— Говори, — жарко целует шею, переходя на грудь.
Шутливо прикусывает сосок.
— Говори, женщина.
— Ничего… — легкомысленно откидываю голову на подушки и искренне смеюсь. — Просто я подумала, что это идеальный случай выгулять мои новенькие пятьдесят пятимиллиметровые Лабутены…
Глава 40.
— Волнуешься, Вера?
Поворачиваюсь, чтобы бережно поправить воротник строгой рубашки. С ним все в полном порядке, но мне так хочется соприкасаться с Адрианом, что я пользуюсь любой возможностью.
— Вот ещё, — фыркаю. — Подумаешь, в первый раз выхожу замуж. Да ещё и в Греции.
— В первый раз вроде как всегда страшно, — невозмутимо замечает мой муж.
— Ты шутишь, Андрей? В двадцать восемь страшно вообще не выйти, поэтому мне сегодня прекрасно. Я наконец-то счастлива.
Соединяю наши ладони, едва сдерживая предательские слезы. Разглядываю блестящие кольца. В этой точке планеты наконец-то наши души воссоединились. Теперь навсегда. Вовеки веков, как сказала милейшая женщина в посольстве, куда мы завезли документы после мэрии Афин.
Автомобиль останавливается возле здания большого ресторана, где запланировано празднование. Пора узнать, что такое свадьба по-гречески. Смотрю в окно.
— Я рад, что у твоих гормонов хорошее настроение, — произносит Адриан, обнимая со спины.
— Было… — шепчу недовольно, а моя улыбка молниеносно слетает с лица, потому что прямо рядом со входом с моей свекровью мило беседует Эрика.
— Что она здесь делает?
— По всей видимости, кто-то её пригласил.
Хочу выйти из машины, чтобы поскорее оказаться на свежем воздухе. Хотя в автомобиле включен кондиционер, а на улице такая духота, что моё тело под свободным платьем кремового оттенка тут же станет липким, а макияж превратится в пластилиновую массу.
— Вера… постой, — останавливает меня новоиспеченный муж.
Позволяю увлечь себя обратно под крылышко.
— Эрика — мама Хлои, — быстро проговаривает он мне на ухо. — Я не могу вычеркнуть её из жизни только потому, что она тебе неприятна.
— Я не хочу, чтобы ты её вычеркивал.
Вдруг понимаю, насколько глупо со стороны выглядит моя истерика. Это ведь всё от неуверенности в себе. И проклятой ревности, которая просыпается всякий раз, как я думаю, что эту женщину и моего мужчину связывает ребенок. Ни в чем неповинный ребенок.
Это чувство какое-то первобытное, объёмное. Оно заставляет совершать странные, необдуманные поступки. Это чувство мешает жить, и пора бы с этим уже что-то сделать. В конце концов, хозяйка вечера сегодня я.
Я— невеста. А Эрика всего лишь гостья на моем празднике.
— Ты нервничаешь, я чувствую.
— Ну, конечно, нервничаю, — спокойно выдыхаю. — Если хочешь знать, я ревную.
— Это приятно, — грубовато смеется он.
— Андрей, — пшикаю.
— Всё-всё.
— Прости, — лепечу, утыкаясь в ткань пиджака носом.
— Скоро твои извинения, Вера, перестанут охранять ЮНЕСКО. Они становятся слишком частыми.
Смеюсь расслабленно.
— Пошли. Познакомлю тебя со всеми. Если будет что-то не так, говори обязательно.
— Ладно.
Как только мы выбираемся на улицу — сразу же оказываемся в окружении огромной толпы. Меня представляют куче людей: женщинам, мужчинам, подросткам, детям. Я немного впадаю в ступор от такого количества имен, фамилий и родственной принадлежности. В ушах гул.
Семья Адриана до переезда в Грецию долгое время жила в Грузии, отсюда такое неплохое знание русского языка и кавказских традиций. Ресторан, который выбрал Адриан, тоже грузинский. Нас усаживают во главе стола у стильной арки, украшенной срезанными белоснежными цветами.
Украдкой поглядываю на Наталию, Фиалу и Эрику, которые размещаются справа от нас. Женщины довольно активно разговаривают, Хлоя рядом с ними размахивает руками и тут же подбегает.
— Вера, какое красивое платье, ты отлично выглядишь.
— Спасибо, у тебя тоже, — одобрительно киваю на стройные ножки.
— Это комбинезон, вообще-то, — по подростковому закатывает она глаза. — Поздравляю вас, — искренне обнимает нас с Адрианом по очереди. — Береги папочку.
— Постараюсь, — смеюсь, поглядывая на мужа, разговаривающего с Янисом, своим кузеном.
Первые несколько часов проходят немного скованно. Пусть работа и научила меня держать лицо и быть общительной, чувствую себя слишком уязвимой, словно ожидая подвоха. Но его все нет.
Родственники по очереди поднимаются семьями, чтобы нас поздравить. Говорят тосты, подшучивают друг над другом и вручают подарки с цветами. Адриан смотрится расслабленным, домашним, и я тоже, глядя на него, позволяю себе успокоиться и развлечься.
А когда отправляюсь в уборную, снова встречаю маму с Эрикой.
— Вера, — приветливо улыбается Наталия и даже приобнимает меня, посматривая на скрытый под платьем животик. — Мы весь день обсуждаем, какая же ты русская красавица и как тебе идет белый цвет. Идеальная невеста.
— Спасибо, — смущаюсь.
— Адриану повезло. Я очень надеюсь, что вы будете счастливы. В конце концов, для счастья в итоге приходит время… Всегда.
— Я тоже на это надеюсь, — вежливо отвечаю.
Несчастья нам и вправду хватило.
Зайдя в туалет, первым делом смотрю на себя в зеркало, раздумывая, как бы поправить потекший от слез макияж.
Дверь сзади хлопает, я озираюсь.
— Привет, — выговаривает Эрика.
— Привет, — отворачиваюсь к сумочке.
Нервничаю.
Украдкой наблюдаю, как она подходит ближе и останавливается по левую сторону. Тоже разглядывает себя в зеркале.
— Поздравляю, — произносит, не сводя глаз со своего отражения. — Долгих лет.
— Благодарю.
Эрика обладает ослепительной красотой. Броской. Но… какой-то холодной, что ли. В ней не чувствуется теплоты или того, что мы обычно ждем от близких людей. В жизни нам не нужны красивые картинки. Хочется уже не видеть, а ощущать, что ли. Чувствовать себя рядом с человеком нужным.
— Прости, — слышится слева, и я снова изучаю ее озадаченное лицо.
— За что? — приподнимаю брови непонимающе.
— Ты знаешь.
Вздыхаю трудно и еле заметно киваю.
Конечно, я все знаю.
Сдохни, сука. Мертвый голубь в коробке. Так может мстить только озлобленная женщина. И никто кроме. Даже Вознесенский до такого бы не додумался.
Её «прости» безмерно раздражает.
— Я могла потерять своего ребенка, — в укор выговариваю. — Ты это понимаешь?
— Я тоже… Могу потерять своего. И до сих пор этого боюсь, — парирует она.
Резко поворачиваясь, теперь смотрю на отточенный гордый профиль.
По всей видимости, за фасадом «сильной и независимой» тоже многое скрывается. Стоит только вспомнить, как она сбежала в Грецию от мужа-тирана.
— Я… не собираюсь отбирать у тебя Хлою, — возражаю. — Она хорошая девочка и уверена — тоже не ищет во мне маму. Тем более мама у неё уже есть. Но манипулировать Адрианом и своей семьей я не позволю. И нам не обязательно быть подругами или врагами.
Эрика смахивает слезу со щеки и поправляет безупречно уложенную прическу. Вытерев руки салфеткой, молча покидает туалет, даже не обернувшись. Наверное, для всего нужно время.
Закончив с макияжем, отправляюсь обратно зал.
Оставшийся вечер проходит неожиданно весело. Гости становятся в круг и танцуют сиртаки — греческий танец, а потом официанты вывозят целую стопку белоснежных тарелок, и вся семья превращается в маленьких детей, которые с восторгом и грохотом разбивают посуду о каменный пол, громко хохоча. Оказывается, это тоже греческая традиция, совершаемая для достатка и счастья в новой семье.
