Может, если только выигрывал время? Или усыплял бдительность.
— А потом, — продолжает Феликс, будто меня не слышит. — Переобулся, блядь. Переобулся! Откупился, оставив идею приобретать прииски. В пользу Прохорова.
— А при чем здесь я? — срываюсь.
— При том, что Прохоров за это пообещал разобраться со мной. Макрис — улетает из страны с тобой, а Прошка — забирает у меня прииски за бесценок и легализует бизнес своих «хищников» (золотоискатели-нелегалы — прим. Авт).
— Почему же за бесценок?
— Потому что в мире нет больше идиотов, кроме твоего благоверного. А без конкуренции нет смысла много платить.
Асфальт заканчивается, и дальше мы продолжаем двигаться по гравию. Так как одна туфля осталась возле ресторана, иду я кое-как поспеваю.
— Поторапливайся, красавица.
Шум моря становится все ближе. Еще несколько дней назад этот звук вызывал у меня самые приятные ассоциации, сейчас же я хочу, чтобы шелест волн так быстро к нам не приближался. Вообще больше не хочу его слышать.
Одинокий фонарь освещает, судя по раскиданному мусору и щепкам, что-то вроде заброшенного пляжа. Я не знаю, вспомнил ли Адриан, что Степан установил в моем телефоне отслеживающее приложение. Не знаю, успеет ли он, но я решаю как можно дольше тянуть время.
— Ай, — вскрикиваю, останавливаясь.
Склоняюсь к ноге, в спину прилетает унизительный тычок. Стискиваю зубы от злости. Со мной никто и никогда так не обращался, но я продолжаю растирать несуществующий порез на пятке.
— Поторапливайся, — орет Умаров. — Там, куда я тебе отправлю, нога тебе будет не нужна.
Под дикий хохот всё же продолжаем движение. Дышу яростно. Отказываюсь верить, что это конец.
— Ты подумал о матери? Тебя ведь найдут, осудят, Феликс. Ты о ней подумал, каково ей будет?
— Хорош причитать, — разворачивает он меня и останавливается напротив.
Давлю внутри первый крик, а потом не сдерживаюсь. Кричу, что есть сил:
— Помогите.
— Заткнись, — произносит Феликс, извлекая из-за спины оружие.
Одновременно с тем, как я бессильно опускаюсь на колени, со стороны, откуда мы только что пришли, слышится тихий треск. Умаров отшатывается и воздух сотрясают выстрелы, которые эхом оседают в голове и, как звуки фейерверков, стухают, потому что в этот момент наконец-то срабатывает защитный механизм, и я теряю сознание.
Сквозь пелену чувствую, как сначала резко становится тепло, а потом снова холодно, озноб до костей пробивает. Пытаясь согреться, кусаю губы и ощущаю страшный металлический привкус…
42.
— Это кровь моего мужа, — яростно шепчу, пытаясь снять с себя чужие руки.
В ушах шум от прогремевшего выстрела, в носу жженый запах пороха. Поверить не могу, что Феликс выстрелил.
Девушка в медицинском костюме продолжает что-то объяснять по-гречески и без конца ощупывать мои руки. Когда я вижу знакомое лицо, вскрикиваю.
— Вера, — отодвигая девушку, обхватывает мои плечи шокированный Янис. — Что произошло?
— Адриан там, — киваю на карету скорой помощи. — Его увели. Там врачи и полиция.
— Что произошло?
Я совершенно не в состоянии снова это проходить, даже в мыслях. Сбиваюсь и прошу:
— Ты… можешь… Можешь объяснить им, что я его жена и я поеду с ним?
Янис кивает и начинает быстро говорить с сотрудницей скорой помощи.
— Я поеду с ним, — твердо повторяю, чуть громче. Так, что, не зная русского языка, девушка все понимает и впервые улыбается.
— Хорошо, Вер, я так и сказал, но здесь так не положено. Такие правила. Того, кто на вас напал, увезли в участок. Кузена тоже увезут. Сначала в госпиталь, необходимо пройти медицинское освидетельствование, а затем Адриана и его человека допросят в полиции.
Замечаю рядом со скорой того самого мужчину, который несколько недель назад приезжал к нашему дому.
— Что значит не положено? — у меня начинается истерика.
Я слишком долго держалась.
Когда Феликс вез меня сюда. Когда нацелился на меня. И даже когда раздался выстрел, я бы точно вытерпела, если бы не потеряла сознание. Закусив губу, смотрю в темное небо. Дочка пинается под ребрами и это, пожалуй, первый раз, когда я до одури радуюсь и не чувствую боли. А вот коленки неприятно саднят.
— Я отвезу тебя к Наталие, — возвращается Янис. — Думаю, тебе не стоит быть одной сегодня. Завтра Адриан сам решит, что дальше. Или поедешь в больницу?
С тоской провожая отъезжающий автомобиль скорой помощи, осматриваю второй, такой же.
— Нет, со мной все в порядке, — поднимаюсь с носилок и при помощи Яниса добираюсь до автомобиля.
Мама Адриана встречает нас в слезах. Долго кружится надо мной, предлагая сменить одежду или поесть. Но я вежливо от всего открещиваюсь и в итоге впервые оказываюсь в комнате Адриана, расположенной в этом доме.
Здесь удивительно тихо и свежо. Подойдя к комоду, забираю с него фотографию в рамке и разглядываю маленького мальчика с умными, серыми глазами и бородатого мужчину лет тридцати пяти. Адриан практически не похож на отца, если не брать в расчет густоту волос на голове и растительности на лице.
У Андрея был бы удивительно красивый сын…
Тяжело вздыхая, так и не умывшись и не сняв пиджак, укладываюсь на расправленную постель и кутаюсь в него с головой.
Я не знаю, верить ли Янису, что с Адрианом не случилось ничего серьезного. Пуля только задела его, пройдя по касательной. Я не знаю, что будет дальше с Феликсом и не потревожит ли он нас вновь.
Ничего не знаю.
Только то, что именно сейчас, именно в этот момент, больше всего на свете я хочу оказаться рядом со своим мужчиной. Мужем. Самое мое сокровенное желание — вообще никогда больше с ним не расставаться.
Невеселые мысли приносят беспокойный, поверхностный сон, который прерывается тем, что я будто бы оказываюсь в невесомости.
Открыв веки, издаю животной, наполненный болью стон, потому что Адриан, накрепко сцепив зубы, несет меня на первый этаж. При этом шумно дышит.
— Нельзя ведь тяжести, — слышится обеспокоенный голос Наталии.
Вспоминаю про всё, что случилось за этот вечер. На секунду прижимаюсь к теплой шее с запахом процедурного кабинета из детства.
— Отпусти, — прошу его. — И правда, тебе нельзя. Рука.
Андрей с неохотой отпускает меня на пол и осматривает сверху.
— Поехали домой, Вера, — произносит хрипло, извлекая из кармана брюк торчащую туфлю, которую я оставила там, у ресторана.
То, что он носил её все это время: пока был в больнице и пока его допрашивали в полиции, вдруг умиляет меня до одинокого протяжного всхлипа.
— Д-да… — отвечаю слабо. — П-поедем… домой.
Многократно киваю, едва сдерживая слезы и осматриваю его правое плечо с ровно разрезанным сверху рукавом, заляпанным грязью и кровью. Выглядит жутко.
Размещаемся на заднем сидении такси, и я наконец-то выдыхаю с облегчением.
— Как Феликс оказался здесь, в Афинах? — спрашиваю, не сводя глаз с хмурого профиля мужа.
— Так же как и мы. Приехал из Солоник.
— Ты его опасался все это время?
Андрей неопределенно кивает.
— Мне показалось… Умаров не совсем здоров, — задумчиво произношу.
— Так и есть. Его отец в прошлом году рассказывал мне о склонности Феликса к азартным играм и экстремальным видам спорта. Словно не хватало адреналина, маниакально пытался его компенсировать. С годами эта особенность приобрела хронический характер, все больше проявлялась жестокость, даже кровожадность. В тот день, когда вы отправились кататься на снегоходе по озеру, Феликс прекрасно знал, что лед для таких забав не предназначен. Умаров старший принес мне свои извинения и поделился тем, как по факту обстоят дела.
— У них ведь были непростые отношения? — вспоминаю нашу поездку к Умаровым.
— Более чем. Камиль хотел лишить его наследства, но не успел…
— Так…
Меня вдруг озаряет мысль, от которой сердце начинает биться сильнее, а в груди давит.
