— Жалко, — отреагировал он и, обернувшись, жестами поманил своих сотрудников.
— Ну чего вы там возитесь? — недовольно сказал Бетрав, достал из кармана диктофон, спустился на пару ступеней и протянул его мне. — На-ка, включай, ты лучше меня с ним управляешься.
Это был диктофон Лолы, который я совсем недавно подарила ей на день рождения.
— Что там записано? — спросила я.
В переполненном холле висела пугающая тишина.
— Так бери и включай, узнаешь. — Бетрав протягивал мне диктофон. — Ну, чего не берешь? Это же не взрывное устройство.
— Жак, — сказал Марк, — дай мне. Я включу. Я тоже умею им пользоваться.
— Погодите, погодите, господа! — Аристид замахал руками. — Тут ведь голос доктора Дакора, офицер?
— Что же еще? — ответил вместо Бетрава Марк. — Разве не ясно? Жак, ну дай мне или сам включи!
— Минуточку, минуточку! — Руки Аристида снова запорхали. — Умоляю, одну минуточку! Согласитесь, офицер, ничего же не изменится, если мы послушаем голос доктора Дакора ровно через минуту? — И, не дожидаясь ответа, воскликнул: — Моник! Быстренько! Приведи их в порядок!
Та, как фокусник, развернула свой чемоданчик и уже держала пуховку.
— Нашу Соланж и Дени? Или всех троих?
— Троих! И поживее! Ну, чего стоишь?.. Из толпы полетели возгласы:
— Правда, чего застряла, Моник?
— Пошевеливайся!
— Жандарма необязательно!
— Не, припудри, чтоб рожа не бликовала!
— А у Дени выдели синяк!
— Нет! Замажь!
— Давай-давай, крошка, пошевеливайся!
— Да это же класс! Сеанс одновременного макияжа на трех лицах! Достойно Гиннесса!..
Моник, прыгая со ступеньки на ступеньку, действительно одновременно гримировала нас троих.
— Черт знает что… — бурчал Бетрав. — Ну и выдумали…
Марк молча сопел. Я тоже молчала. Звуковик прикреплял всем микрофончики. А Аристид очень тихо, но с воодушевлением нашептывал мне на ухо:
— Не волнуйся! Канал сразу же внесет за тебя залог! Ты беременна, суд проявит снисходительность. Ну, Марку, конечно, придется посидеть, но общественное мнение, хороший адвокат…
— Все, хватит шептаться! И хватит на мне рисовать, — резко заявил Бетрав, отстраняясь от визажистки. — Все, все! Спасибо, Моник!
Аристид окинул всех оценивающим взглядом и скомандовал, обернувшись к сотрудникам:
— Работаем, работаем, господа! Офицер! — Он картинно протянул руки к Бетраву. — Позвольте мне воспроизвести эту эпохальную запись. Пожалуйста, диктофон!
Бетрав с сомнением посмотрел на него, встретился взглядом со мной, с Марком…
— Лучше я, — сказал Марк. — Давай агрегат сюда.
— Да ладно уж, я сам. Ну и цирк вы тут мне устроили. — Бетрав вздохнул и нажал кнопочку диктофона.
Все и всё замерло.
Шелест и какие-то отдаленные звуки на записи. Так страшно мне еще не было никогда в жизни. А потом смех Бруно. Тихий и слабый, но этот мурчащий бархатистый смех невозможно было перепутать ни с одним другим. Бруно не произносил ни слова, лишь смеялся и смеялся…
Я с отчаянием смотрела на Марка, он смотрел на меня. Репортерское войско по-прежнему напряженно безмолвствовало, и смех Бруно продолжал разливаться в полной тишине.
— Вы чего кислые-то такие? — переводя взгляд с меня на Марка, тихо спросил Бетрав. — Он же смеется!
— Но, кроме смеха, еще что-нибудь будет, офицер? — поинтересовался Аристид. — Или это все?..
— Да он же свихнулся! — вдруг выкрикнул кто-то. — Разве не ясно?
И остальные сразу заорали:
— Мадам Омье, сумасшествие мужа изменило ваши планы?
— Кто отец вашего ребенка?
— Как вы сблизились с Дени?
— За какую сумму вы продали «бугатти»?..
А смех Бруно по-прежнему разливался из диктофона.
— Прекратите! — рявкнул Бетрав, да так, что все притихли. — Иначе быстро у меня окажетесь в участке за нарушение общест… — Он осекся, потому что зазвучал голос Бруно;
— Невероятная глупость, офицер! Дико смешно! Какого лешего я полез на этот дом? А все из-за Ришелье, из-за этого пройдохи! Чтоб его! Ага, из-за Ришелье! Говорю же, мы решили за него выпить наверху, на крыше, потому что там, с крыши, виден замок, где он бывал. Мы с Марком залезли на леса. Марк — славный парень, душа нараспашку. Они ремонт затеяли у себя. Крыша разобрана. Ну и леса стоят. Вот мы на них и полезли повыше, чтобы этот самый замок разглядеть. Я шел впереди с кувшином. Марк сзади, тащил стаканы и второй кувшин. Я свернул по лесам за угол дома и вдруг услышал, как Марк с кем-то стал болтать. Мне, ясное дело, любопытно: с кем? Мы ж выпить собрались за Ришелье, какого черта он там с кем-то треплется? Я замедлил шаг, обернулся и увидел внизу старикашку, грязного такого, замурзанного. Этот старикашка мочился на розовый куст и глубокомысленно объяснял Марку, что он сейчас очень занят, потому как общается со сферами, а жидкость — суть вселенское вещество! — Бруно хохотнул опять. — Представляете, офицер, человек мочится и философствует! Жидкость — вселенское вещество!.. Но это же дико смешно!.. Почему вы опять не смеетесь?.. В общем, я тогда очень развеселился, захохотал и вдруг понял, что теряю равновесие…
Глава 31,
в которой прошло лет восемь
Лола разочаровалась в профессии журналиста и выучилась на педиатра. Она вернулась в Куассон и работает в здешней больнице. Правда, страсть видеть напечатанным собственный текст взяла свое, и несколько лет назад она принялась писать статьи на медицинские темы. С первой публикацией помог Бруно. Он больше не оперирует, но преподает по всему миру, строчит статьи и монографии и пользуется успехом у дам, однако заводить еще одну семью не собирается.
Я это точно знаю, потому что Бруно частенько гостит у нас в Бон-Авиро, и мы даже все вместе встречаем Рождество, отмечаем дни рождения и всякие другие праздники.
Когда он впервые напросился к нам на уик-энд сразу после развода — мол, надо бы отметить, — я была потрясена.
— Неужели ты не понимаешь? — сказал Марк. — Он приедет с девушкой, он же должен утереть нам нос.
— И вы опять полезете на крышу пить за Ришелье?
Марк крякнул.
— Да он отличный парень, твой Бруно! Другой бы на его месте обязательно наврал, что я нарочно заманил его на леса и скинул. А Бруно все по-честному рассказал и даже не обиделся.
В выходные Бруно действительно прибыл с девушкой. Дело было летом, и у нас жили родственники Марка — его сестра с детьми и Кларисс. На выходные приехали еще его отец и муж сестры. Все вместе мы замечательно провели время. Прощаясь, Бруно спросил, не будем ли мы возражать, если он со своей девушкой снова приедут к нам. Никто не возражал.
