ближе, и, ощутив жар его тела, не могу сдержать тихий стон. На нем нет футболки, и я беспрепятственно скольжу руками вниз по его спине, желая коснуться его кожи, такой теплой и гладкой под моими ладонями. Мои движения резки и лихорадочны, руки Никиты так же хаотично движутся по моему телу, сминая и слегка сжимая, словно пощипывая. Эти его действия мне неожиданно приятны, и мне не хочется, чтобы он прекращал. Я обхватываю его грудь кольцом своих рук и вжимаюсь в него, не оставляя между нашими телами ни миллиметра свободного пространства. Мы становимся одним целым, как сиамские близнецы, но Никита вдруг отстраняется от меня.
– Ты готова? – спрашивает, тяжело дыша и облизнув губы. – Честно, Кир, я больше не выдержу.
Его горящий в полумраке взгляд впивается в меня и умоляет, убеждает, настаивает.
"Это же сон", думаю я, "во сне ничего не страшно. Во сне я могу даже ничего не говорить. Это просто случится, и он не узнает, что был у меня первым".
– Давай. Я готова и хочу, – шепчу я уверенно и сама первой тянусь к нему.
Но в попытке снова поцеловать его утыкаюсь не в губы, а в лоб – Никита наклоняет голову и скользит губами по моему подбородку, оставляя влажную дорожку, которую тут же холодит прохладный воздух. Движение его рта по моей шее посылает вспышки молний по всему моему телу. Дыхание учащается, срывается, я глажу его по спине, взлетаю кончиками пальцев вверх по позвоночнику и запускаю их в его густые волосы. Он отрывает губы от моей шеи и неожиданно дует на оставленный на ней мокрый след, вызывая дрожь во мне и заставляя выгнуться ему навстречу. Он тихо смеется, довольный моей реакцией, и покрывает быстрыми горячими поцелуями мое лицо. Спускается к уху и проделывает тот же трюк – увлажняет и дует, заставляя меня повторно содрогнуться от удовольствия. Это было так невероятно приятно, так удивительно сладостно, что я тону в этих ощущениях, и даже не испытываю страха перед тем, что будет дальше.
Пока вдруг не чувствую боль и не понимаю, что это не сон. Резко открываю глаза и замираю. Никита реагирует сразу.
– Что-то не так?
Чувствую, как в уголках глаз выступают слезы, и осознаю, что мой план оставить факт моей невинности за скобками провалился – отмолчаться не удастся. Поэтому честно признаюсь:
– Больно.
Боль отражается на его лице. Он ничего не понимает, но я вижу, понимаю, что он и мысли не допускает, в чем истинная причина.
– А как не больно? – спрашивает, наконец.
– Я не знаю, – шепчу, сгорая от стыда и бессилия, от того, что разочаровываю его и не могу этого изменить.
– В смысле не знаешь? Ты… – он запинается. – Ты..? – теперь в его голосе слышится вопрос.
Я судорожно киваю и прячу глаза, не в силах видеть даже не удивление, а шок в его глазах.
– Вот я дурак, – внезапно смеется он, очень тихо.
Я вскидываю на него полный обиды и слез взгляд, но в его взгляде вижу лишь любовь и нежность.
– Прости, Кирча, что даже не подумал об этом. Я… Все это время я думал, что ты меня динамишь, следуя каким-то дурацким девчачьим правилам, типа никакого секса на первом, втором, дцатом свидании, а ты…
– Прости… – с трудом разжимаю я слипшиеся губы.
– Тебя-то за что?
– За… это.
– Дурочка, – теперь он не смеется, – почему ты сразу не сказала – боялась?
Я способна только коротко кивнуть, но не свожу взгляда с его лица и впитываю каждое изменение в нем, каждое произнесенное им слово.
Он с такой нежностью и даже робостью целует меня в уголок губ, что я снова готова расплакаться, уже по другой причине.
– Ты потрясающая, ты знаешь это?
Я заторможенно моргаю, слегка контуженная мыслью, что Никита не считает мой нулевой опыт проблемой, что мой главный страх оказался напрасным и что все самое страшное уже позади. И даже готова попробовать еще раз, разом забыв о боли. "Не такая уж она и сильная, на самом деле", думаю храбро.
Но Никита отстраняется.
– Эта новость требует перекура…
– Ты не куришь, – напоминаю я на автомате, будто ничего, кроме этого, меня сейчас не волнует.
– Это устойчивое выражение, – отмахивается он от критики, – я схожу в душ, освежу голову, и мы продолжим. Никуда не уходи, – улыбается он.
И мы продолжили. И я была счастлива.
Безусловно. Бескомпромиссно. Безгранично. Абсолютно счастлива.
22 То самое чувство: Растерянность
Сегодня после школы я иду в Торговый центр, встречаться с Юлькой. Это ее последний день в городе, завтра она улетает в Париж на предстоящий показ Недели высокой моды. А оттуда сразу отправится в Нью-Йорк, где будет доказывать именитым дизайнерам, участвующим уже в традиционной неделе моды, что соответствует их концепции на этот сезон и достойно представит коллекцию на подиуме.
Я, конечно, мечтаю когда-нибудь поехать вместе с ней, не в качестве модели, разумеется, а как группа поддержки. В принципе, она бы и сейчас меня взяла, но мой загранпаспорт все еще не готов – хотя на фотографирование я уже сходила, но готовность только через месяц – плюс мне не следует пропускать учебу. Последнее полугодие как никак. Тем более моя так резко забурлившая личная жизнь все же не проходит бесследно для моей успеваемости. Я еще не "скатилась", как пугает нас классная, но уже являлась пару раз в школу с несделанной домашкой.
И вовсе не по вине Никиты, разве что косвенно. Когда мы строим совместные планы, он постоянно спрашивает у меня, не помешают ли они моим занятиям, все ли у меня сделано и выучено, и я бессовестно обманываю его, уверяя, что все готово и я совершенно свободна. Я не хочу из-за уроков пропускать свое законное время с ним, хоть наши встречи и отнюдь не редки.
Честно говоря, встречаемся мы каждый день. Когда у Никиты занятия заканчиваются позже, чем мои, я после школы приезжаю к нему в универ, и оттуда мы едем или куда-нибудь развлекаться – кино, кафе, просто погулять, – или сразу направляемся к нему. И там тоже кино, еда, но уже не просто. Эта мысль заставляет меня невольно покраснеть.
– Ого, какой румянец! С твоим умением краснеть никакая косметика не нужна, – смеясь, обнимает меня Юлька и касается моей щеки ненакрашенными губами. – Дай угадаю – ты думала о Никите.
Я смущенно улыбаюсь.
– Пирожок тебе за сообразительность!
– Эх, пирожки мне нельзя, – сокрушенно вздыхает модель. – И
