доволен, что его гитара попала в надёжные руки.
Через четыре недели я стояла с гитарой на сцене, предварительно выпив коктейль из валерьянки, настойки пиона и пустырника. Гремучая тормозная смесь. Сердце предательски колотилось о рёбра как у зайца, от страха у меня вспотели ладошки. А потом моя рука коснулась струн, я улыбнулась, представив Доброго с гитарой, и полностью растворилась в жесткой тяжелой музыке.
Позже, расслабившись, я без остатка отдалась энергетике, исходившей от людей. Низким хриплым контральто вторым голосом я с Женей Лосем исполнила два хита рок-группы «Arsenicum».
Постепенно с каждой следующей песней, с каждым ударом по струнам, растворялась в небытие маленькая закомплексованная девочка Рина, которая боялась выступать на публике и падала в обморок на сцене.
Девушка с гитарой в рок-группе это всегда любовь и фанаты. Лучше бы меня приняли, только если б я сидела за барабанной установкой.
С собой у меня была профессиональное оборудование, а Лось под моим чутким руководством выполнял роль видео оператора, на концертах или репетициях его сменяет менеджер.
Так родился проект «Взгляд изнутри», и тур с рок-группой «Arsenicum» подарил новому проекту два первых выпуска.
Я стояла на сцене, а в кармане косухи у меня лежало фото Доброго, который был со мной вместе и не оставлял меня ни на секунду.
Теория шести рукопожатий заключается в том, что каждый человек опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек.
В этом что-то есть. Так или иначе, почти через месяц после моего возвращения домой раздался звонок с незнакомого номера, и я ответила.
Это был Злой. Вот так просто. Я не сразу узнала его голос, уж очень давно мы не разговаривали, но всё же это был он. Я не слышала о нём десять лет.
Пока я была в реанимации, мои друзья по работе через социальные сети объявили сбор крови, в которой я так сильно нуждалась в тот момент. И среди тех людей, которые видели этот крик о помощи в социальной сети, оказался тот человек, который знает Саню и меня.
Звонок. Это был он. Где номер взял?
– Малая, это Злой, Саня Злой, помнишь такого?
– Злой… – повисла пауза, я с трудом выдавливала из себя слова, – Привет.
– Я прилетаю 31-го. Послезавтра буду у тебя. Ты там же, на Уборевича? Тебе что-нибудь нужно?
Что ж, это вполне в его духе. Ни одного лишнего вопроса – замужем, можно тебя увидеть, с кем ты живешь? Буду тогда-то, жди.
Длинные гудки.
Я разревелась. Не знаю, почему. Возможно, боль носила накопительный эффект, возможно, посттравматический стресс накрывает не сразу. Но я впервые плакала не из-за того, что у моего тела что-то болит, а из-за того, что болела моя душа. Я не позволила себе расслабиться и пожалеть себя ни на секунду как пришла в себя в реанимации. Я зажала в себя в кулак и как мантру повторяла каждый день – я хочу выздороветь, я хочу, чтобы это поскорее осталось в прошлом.
И вот сейчас мне захотелось уткнуться в плечо Сани и плакать. Потому что мне больно. Потому что мне страшно. Потому что с ним не надо притворяться сильной, потому что с ним я могу плакать, и мне не унизительно его сочувствие. Мы не виделись много лет, кажется, целую жизнь. В грудине под ребрами опять начало ныть, и мне стало не хватать воздуха.
Он позвонил мне утром 31-го. Сказал, что он уже в аэропорту Кневичи, едет ко мне. Я закончила разговор и побрела в душ.
Я не знаю того мужчину, который спешит ко мне. Я смутно помню, как он выглядел тогда, и уж тем более не узнаю его сейчас. Я начала переживать, что я совсем его не узнаю, потому что он стал чужим.
А ещё через час я дрожащими руками открывала ему дверь.
– Малая…
– Не надо. Не называй меня так. Теперь я Добрая. Проходи, –я отошла, приглашая его вовнутрь.
На пороге стоял человек-гора. Высокий качок с мощной грудной клеткой и огромными руками, с короткой стрижкой. На меня смотрели Злые карие глаза, взгляд был колючий и изучающий. А потом вдруг взгляд потеплел, заискрился, он шагнул в квартиру, выдохнул «варяг» и притянул меня к себе, крепко сжал в объятиях, как будто хотел переломать мне все кости – он меня узнал.
Я пыталась вспомнить, о чём с ним можно говорить. И на ум не пришло ни одной темы. Моя гостиная сразу как-то уменьшилась и скукожилась, стоило ему сесть на диван. Он действительно был огромный. Мы молчали и откровенно разглядывали друг друга.
– Ты как?
– Живая. Ты же знаешь, я всегда выживаю.
– Тебе кто-нибудь помогает? Ты выглядишь слабой.
– Мама жила у меня три недели, уехала недавно. Подруга еду привозит, Юлька, она молодец просто «Ух, какая» у меня.
– Еда есть? Может, в магазин? В аптеку?
– Нет, не надо.
– Когда в последний раз на улице была? – он подозрительно посмотрел на меня.
Видимо моё бледное с зелёным оттенком лицо произвело на него такое впечатление. Я молчала. Я не знала, как сказать, что я не могу самостоятельно спуститься по лестнице, не говоря уже о прогулке по заледенелому двору. В последний раз я была снаружи, когда шла от такси до двери подъезда после выписки из стационара. Сколько прошло времени? Мне с трудом удавались подсчеты.
– Сама оденешься или тебе помочь?
Я фыркнула в ответ.
Когда я вышла в прихожую в лыжном костюме, который на мне висел, Саня поправил мою шапку, усадил на стул и начал натягивать мне на ноги ботинки. Причём, он делал это так профессионально, что я растерялась. А потом вспомнила, что у него есть дочь. Сколько ей сейчас? Девять, десять?
Когда он закончил с ботинками, то поднял меня на руки как пушинку, запер дверь и почти бегом начал спускаться по лестнице. Я испугалась, у меня закружилась голова, я зажмурила глаза, сильнее обхватив его за шею.
Двор был покрыт остатками прошлого снегопада, местами снег подтаял и заледенел. Да и за пределами двора ситуация обстояла не лучше. И поэтому Саня носил меня на руках всю прогулку. Мы прогулялись до сквера Суханова, побродили по дорожкам, а потом, увидев мой красный нос, Злой чертыхнулся и буквально помчал со мной на руках домой.
Вернувшись домой, мы сидели на диване и пили кофе.
– Я наблюдал за тобой в социальных сетях, – он вертел в руках
