и смотрели зло.
— Можно подумать, мне эта жизнь в радость. Я не просила меня рожать, — огрызалась я.
— Поговори мне ещё, поганка! — так же как бабка, хваталась мать за скакалку. Замахивалась.
Но ей не хватало ни бабкиной твёрдости, ни бабкиной жестокости.
В ней была только ненависть. А ненависть тоже порой бывает беззубой, как старушечий рот.
Мать в бессилии опускала руку, так меня ни разу не ударив, и начинала плакать. И странно, но я её жалела — со смертью бабки мы обе словно осиротели.
Мать не могла устроиться на работу, вернее, с каждой её выгоняли.
Денег катастрофически не хватало.
Мать пила.
Таскала из дома вещи, продавала и пропивала. Занимала у всех, у кого могла (пока ей давали) и тоже пропивала. В доме не осталось практически ничего (даже портрет прадеда — усатого адмирала в белом мундире и тот отдала за бутылку), зато постоянно появлялись какие-то мужики, с каждым разом всё более бомжеватого вида, а потом и вовсе стали приходить местные бичи, которым мать разрешала мыться в нашей ванной, ночевать на наших диванах, прожирать с трудом добытые мной продукты и отдавала мои вещи.
Я пыталась работать: посудомойкой, курьером, уборщицей, грузчиком. Бралась за любую самую мерзкую и грязную работу (кровь, грязь, помёт, навоз, кишки, плевать), лишь бы за неё платили. Лишь бы не спрашивали сколько мне лет, а порой даже мальчик я или девочка.
С отчаяния пыталась воровать. Понемногу, в магазинах.
Воровать мне понравилось больше. Мне казалось, я даже достигла определённого мастерства.
И достигла бы большего, если бы меня не поймали.
— Я давно её приметила, — визжала грузная неопрятная продавец, тыкая в меня пальцем. — И колбасу ту дорогущую это она стащила, дрянь. Её никто не покупал, куда бы она делась. И икру!
Охранник поскрёб заросшую щетиной щёку:
— Ну что сама выложишь, что взяла, или обыскивать?
Я неохотно достала часть продуктов, так по мелочам — банку консервов, две булочки.
— Вижу, придётся обыскать, — кивнул охранник на хламиду, материно пальто, что висело на мне палаткой. — Снимай.
Будь я настоящей воровкой, наверное, поступила бы иначе. Не знаю как, может, заплакала бы, изображая раскаяние, запричитала, заканючила. Может, попыталась бы сбежать.
Но я покорно сняла пальто, прямо там, где меня поймали, среди магазинных полок.
— Угу, — выложив всё найденное в тележку, подозвал меня пальцем охранник. Ощупал свитер, штаны. — А за колбасу придётся заплатить, — сказал он.
— Я не брала никакую колбасу, — возмутилась я.
Он устало вздохнул.
— Ну что, звоним в полицию?
— Да не брала я колбасу!
Охранник устало вздохнул, давая понять, что, видимо, у него нет выбора.
Сердце оборвалось: если меня посадят, мать будет некому даже накормить.
И я уже готова была упасть на колени, и поклясться, что принесу деньги, найду, если надо, отработаю за чёртову колбасу, только пожалуйста…
— Сколько с неё? — раздался рядом мужской голос.
Я повернулась.
Варя?
— Я заплачу. Сколько с неё за колбасу? — достал он из кармана деньги.
— Вера, сколько? — повернулся к продавщице охранник.
— Так это… семьсот, — одёрнула та грязный передник.
Кирилл кинул в тележку поверх продуктов тысячу.
Поднял банку со шпротами.
— Вкусные? — спросил меня.
— Я… я не знаю, — едва выговорила я.
— Это за шпроты, — кинул он ещё купюру, взял моё пальто и кивнул к выходу.
— Спасибо! — выдохнула я, оказавшись на улице.
— Кто ж так ворует, Юнга, — покачал он головой и сунул банку шпрот мне в карман. — Жадно, бестолково. Глупо. Дорогое берёт, заметное.
— Да не брала я сраную колбасу, — я поплотнее запахнула пальто, в нём я надрезала подклад и бросала внутрь украденное.
— Что совсем всё плохо? — осмотрел меня с ног до головы Варицкий.
Наверное, по мне и так было нетрудно понять, но я ответила.
— Бабка умерла. Мать пьёт. Нигде не работает. Из дома всё вытаскала, продавать уже нечего.
Он кивнул.
— Ты в школу-то ходишь?
— Стараюсь, — кивнула я.
— Приходи завтра в автосервис, — вручил он мне визитку. — Придумаем что-нибудь.
Я проводила его глазами. Он подошёл к дорогой машине, в ней сидела нарядная девчонка. Да и сам Кир одет был неплохо. Для человека, что недавно вышел из тюрьмы, совсем неплохо.
Так мы встретились с Варей второй раз.
Занятая своими проблемами, я не следила за соседями, знала, что Кирилл сидит, его отец с женой уехал куда-то за границу, квартира сдаётся, а кто там живёт, мне не было никакого дела.
Оказалось, Кир вышел досрочно, продал квартиру, купил автосервис и теперь жил там.
В чёртовом магазине, где меня поймали, мы встретились в его день рождения — Кириллу Варицкому исполнилось двадцать один. Мне стукнуло пятнадцать.
В тот день, когда мы встретились второй раз, я пришла домой, а мать обрезала волосы.
Сама, ножницами. Так она отметила мой пятнадцатый день рождения.
Волосы валялись на полу в ванной длинными грязными прядями.
Мать засмеялась, а я, глядя на криво подстриженный, торчащий клоками ёжик на её голове, заплакала.
Но уже не было отчаяния, скорее облегчение.
Варя вернулся.
Если бы в пятнадцатый день рождения меня не встретил Варицкий, не знаю, как бы я выкарабкалась. Но судьбе было угодно нас столкнуть.
— Смотри, вот тут такая штука, — кинул он мне какую-то коробку с экраном и проводами. — Разберёшься?
— Я думала, буду мыть у тебя полы или что-то в этом роде, — удивилась я, рассматривая штуку.
— Что ж я буду такой талант в землю зарывать, — усмехнулся он. — Но полы тоже можешь помыть, если хочешь.
Штукой оказался прибор для бортовой диагностики автомобиля. Но Варя не собирался в своём автосервисе предоставлять услуги по диагностике, ему нужен был доступ к блоку управления любой машины, а поскольку большинство современных машин были по самое не хочу напичканы электроникой — специалист, который бы с этим разобрался.
Мне, конечно, по наивности польстило, что он настолько поверил в пятнадцатилетнюю девчонку, но Варя был не настолько наивен.
Я ему подходила, потому что была гибкой, выносливой и худой. В хитрой схеме, которую он придумал, мне требовалось долго лежать в багажнике машины, чтобы потом пробираться в салон через узкое пространство между багажником и задним рядом сидений.
В задачу Вари входило всё остальное, в том числе снять крепление задней стенки, чтобы я могла попасть в салон, отключить сигнализацию, открыть ему дверь гаража и прочее (по обстоятельствам).
Что он будет делать с машиной «до» и тем более «после», меня не касалось, но, когда я получила первые
