Две молоденькие девушки с глуповатыми лицами, по-видимому, только что из школы искусств. Наверное, с одного курса, судя потому, как стараются держаться вместе. Потом она заметила высокого красивого молодого человека. И сразу его узнала — Чарльз Элкотт, звезда популярной телевизионной «мыльной оперы». «Вот, значит, кто у нас играет главную роль, — подумала Рэчел. — Интересно, как он с этим справится…»
На этом осмотр пришлось прервать. Джереми Пауэрс — в джинсах и помятом замшевом пиджаке — встал и сделал актерам знак начинать читку.
— Читайте в том ритме, в каком вам удобно. Не гоните. Никто здесь никому ничего не доказывает.
«Это ты так считаешь», — подумала Рэчел. После того прослушивания, когда он упрекнул ее в избытке темперамента, она решила показать ему, на что способна.
Первые страницы она прочитала почти небрежно, сохраняя основной накал для больших сцен. И в то же время прислушивалась к остальным. Девушки оказались лучше, чем она ожидала. Элкотт — хуже. А в Ричарде открылись возможности, о которых она и не подозревала. Его «сценический» голос впечатлял гораздо больше обычного, разговорного. Он перенял от отца многие интонации и способность правильно выдерживать паузы. Однако игра его казалась искусственной, ненатуральной. Он слишком старался, слова звучали фальшиво. «Наверное, это нервы, — подумала Рэчел. — Надеюсь, со мной такого не произойдет».
Наконец они дошли до середины второго акта, где у миссис Чивли первая большая сцена. Рэчел напряглась, сосредоточилась.
В конце акта в комнате наступила полная тишина. На лицах присутствующих Рэчел увидела восхищение, и для нее это значило больше, чем аплодисменты.
Она обернулась к Джереми Пауэрсу.
— Вы, я вижу, уже поработали над ролью, — произнес режиссер.
— Да, я подумала, что это поможет.
— В таком случае вы ошиблись.
— Почему?
— Вы слишком гоните роль. Я бы хотел, чтобы вы входили в нее постепенно, чтобы прощупали ее. Поэкспериментируйте с текстом, попробуйте разный ритм. Сейчас у вас получилось то, что можно показывать на премьере. Но это не то, что мне нужно.
Рэчел не знала, что и думать. Да ей никогда не сыграть лучше, чем сейчас! А он говорит, что она делает не то. Впервые за шесть лет она засомневалась в себе.
Дрожащими руками она достала из сумочки сигарету, но зажечь сразу не смогла. Пауэрс сделал это за нее. Потом отвернулся вместе с ней от остальных.
— Послушайте, я бы не хотел сейчас больше говорить на эту тему. Позже поговорим… если получится.
— Чего вы от меня хотите?
Он на минуту задумался.
— Держитесь пока в тени, хорошо? Потом мы с вами во всем разберемся.
Третий акт она прочитала монотонным голосом. Сегодня из нее уже один раз сделали дурочку. Больше она такого не допустит.
Покончив с третьим актом, все отправились в бар. Рэчел осталась наедине с Джереми Пауэрсом — человеком, от которого зависела ее дальнейшая судьба. Режиссер, по-видимому, почувствовав ее настроение, спросил, не голодна ли она.
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Потому что уже час дня. Если у вас нет других планов, может быть, поговорим за ленчем?
Рэчел сразу почувствовала себя лучше. А когда Джереми Пауэрс привел ее в «Гранд», к ней начала возвращаться уверенность в себе. Если он повел ее в самый шикарный отель в городе, с самым лучшим рестораном, значит, не поставил на ней крест.
«Гранд» размещался в одном из небоскребов, и это напомнило ей «Хилтон». Такой же яркий разноцветный ковер в вестибюле, современная живопись на стенах, сверкающие хромированные кабины лифтов. Она знала, что местные воротилы бизнеса обычно обсуждают здесь свои дела. Войдя в круглый ресторанный зал на двадцать пятом этаже, она сразу поняла причину — этот зал создан для людей с солидными банковскими счетами. С очень солидными банковскими счетами…
В меню значились устрицы, стейки, а перечень вин занимал несколько страниц.
Она протянула меню в кожаной обложке своему спутнику:
— Закажите сами. Я не хочу брать на себя ответственность, если мы проедим здесь ваш трехнедельный бюджет.
Пауэрс улыбнулся и, не глядя в меню, заказал аспарагус с масляным соусом и стейк гриль.
— Овощи здесь подают по заказу. А может быть, хотите салат?
Ответа он не стал дожидаться. У Рэчел сложилось впечатление, что для этого человека еда не так уж важна. Пауэрс изображал из себя радушного хозяина, чтобы помочь ей преодолеть неловкость и поскорее перейти к делу.
Он стал расспрашивать ее о характере женщины, которую ей предстояло сыграть. Казалось, его всерьез интересует то, что она думает об этой роли. Рэчел много размышляла о своей героине, о ее побуждениях и теперь охотно делилась своими мыслями.
Режиссер выслушал ее, улыбнулся, похлопал по руке.
— Потрясающе. Но я вижу Лауру Чивли совсем другой.
Рэчел замерла с поднятой вилкой.
— Какой же вы ее видите?
— Узнаете позже, на репетициях. Вернее, мы оба это узнаем. Терпеть не могу все эти исследования, изучение персонажей. Это упражнения для интеллекта, в них нет души. Не хочу, чтобы вы исследовали Лауру Чивли как психоаналитик, хочу, чтобы вы стали ею.
Ее охватила паника.
— Но я так никогда не работала. Даже не знаю, с чего начать.
Пауэрс отхлебнул кларета.
— Для начала доверьтесь мне. Когда я увидел вас там, на прослушивании, сразу понял, что это ваша роль. И то, как вы держитесь, и эти невероятные рыжие волосы. Кажется, будто Уайльд написал роль специально для вас.
— Но ведь дело не только во внешности. Я должна понять женщину, которую собираюсь играть, должна проникнуть в ее характер. Иначе я не смогу играть.
Он смотрел на нее улыбаясь.
— А что же вы делали сегодня утром на читке?
— Пыталась поставить вас на место. Доказать вам, что я актриса, а не какая-нибудь любительница… да еще эгоистка.
Режиссер громко расхохотался:
— Считайте, что доказали. Да с таким темпераментом вы всю жизнь будете играть Лауру Чивли. Никогда не сможете остановиться.
— Не понимаю…
Он явно старался не терять терпения.
— Рэчел, я выбрал вас не за то, чего вы уже достигли, а за то, что вы, как мне кажется, еще сможете сделать. По-моему, талант у вас есть, иначе мы бы с вами сейчас здесь не сидели. Но ни вы, ни кто-либо другой до сих пор не нашли ему должного применения. Я вовсе не хочу вас обидеть или огорчить, но вы должны знать правду о самой себе. Да, вы прекрасно смотритесь на сцене, иногда даже более того. Однако вашу игру я бы назвал представлением в стиле драматической школы. Так играют почти все провинциальные актеры. Поэтому-то они и остаются до конца жизни в провинции. Вы, на мой взгляд, достойны лучшего. И хотите вы того или нет, но я собираюсь это доказать.
