— А что скажет наш заслуженный и глубокоуважаемый педагог по вокально-хоровым дисциплинам?
— Я скажу, что это полнейшая чушь.
Подняв глаза, натыкаюсь на хищный взгляд настоящего брутального самца, рядом с которым любая женщина почувствует себя нежной и ранимой. Как же хорошо, что наше с директором прошлое меня давно не волнует и поросло бурьяном.
Пожимаю плечами. Смотрю на шефа. Он стоит в противоположном конце стола. Опершись руками на большой деревянный стол и закатав рукава белоснежной рубашки, высокий и широкоплечий брюнет с чуть удлинёнными, убранными назад волосами, не сводит с меня внимательного взгляда.
— Ну вы как всегда, Виолетта Валерьевна.
— Стараюсь, Марат Русланович. И, честно говоря, не вижу смысла в ещё одной велосипедной парковке. Кстати, почему мы, обычные педагоги, должны это обсуждать?
— Ну какая ж вы у нас обычная? Вы у нас тут самая заслуженная.
— О, даже так. Тогда давайте ещё шкаф на первом этаже обсудим. Мне он, например, не нравится. Старшеклассники ленятся тянуться к крючкам, в итоге просто кидают куртки на дно.
— Хорошо. — Касается директор своей модной бороды, повторяющей форму лица.
Стрижет он её с плавным переходом: линии на щеках более чёткие, но контраст создаётся за счёт активной и бурной растительности снизу. Шеф придерживается всегда одной и той же идеальной для себя длины. Так он выглядит ещё более мужественным и привлекательным.
— Но вернёмся к нашим баранам. Значит, вам, Виолетта Валерьевна, наплевать на свалку из велосипедов возле забора?
— Нет. Но мне кажется, в музыкальную школу вполне можно дойти пешком или добраться на общественном транспорте. И вообще, какое отношение имею я к вашим самокатам?
— Ваш хор неоднократно становился лауреатом различных республиканских, и городских фестивалей, конкурсов. Много раз представлял наше учреждение за рубежом.
— Поэтому я должна решить, где дети должны оставлять свои ходунки и беговелы?
Директор прищуривается. Властно скрещивает руки на груди. Ткань рубашки обтягивает его мощный рельефный торс и крепкие руки. Они у него шикарные. С крупными венами. Запястья покрыты густыми тёмными волосами. А загорелая кожа кажется ещё более смуглой, контрастируя со светлой тканью. Женская часть учительского состава дружно попадала в обморок, когда его увидела.
Марату Руслановичу моя шутка совсем не нравится, ему почему-то совершенно не весело. Может, не узнал? Хотя вряд ли.
— Все должны принимать активное участие в работе коллектива, а не прикрываться узкими должностными обязанностями. Вы, Виолетта Валерьевна, не исключение. Отсиживаться в углу малодушно.
— А полы в холле первого этажа не надо мыть? Просто если есть такая необходимость, ради коллектива разумеется, то я обязана вас предупредить, глубокоуважаемый Марат Русланович, что у меня дичайшая аллергия на некоторые моющие средства. Хотелось бы подробнее обсудить этот вопрос. Я думаю, никому из нас не нужно, чтобы меня раздуло, как воздушный шарик, и я погибла смертью храбрых в застенках нашего чудесного учреждения.
Все снова смеются. А я приподнимаю правую бровь, упорно глядя ему прямо в глаза.
— Ты как с ним разговариваешь? — Толкает меня локтем коллега, руководитель ансамбля, она в шоке. — Ты знаешь, кто это?
Начальство убивает меня взглядом, но спасает его оживший телефон.
— Конечно. Это наш новый директор. Марат Русланович Султанов.
— Вот именно. Очень важный человек. Он за границей стажировался, на него в нашем департаменте просто молятся. А очередь из невест аж заворачивается за угол.
Сажусь вполоборота к приятельнице и шепчу ей прямо в лицо:
— А ещё семь лет назад он бросил меня у алтаря. Беременную.
Валя охает, прижав руки к лицу:
— Да ты что? Султанов? Наш Султанов? Какой ужас!
Перешёптываемся.
— Нет, ну он, конечно же, не знал, что я беременна. Я ему не сказала. Но всё равно он сволочь и гад!
Директор беседует по телефону. Все участники собрания начинают потихоньку переговариваться между собой, а Валентина продолжает охать:
— А почему он тебя бросил?
— А почему мужчины бросают женщин?
— Не знаю, мы с Валиком двадцать лет вместе.
— Думаю, из-за боязни обязательств. А ещё он дико упрям и непреклонен. Он счёл, будто я изменила ему с его же лучшим другом.
Валя смотрит то на директора, то на меня.
— Ну вы даёте! С ума сойти! Во как бывает. И теперь он твой директор! Мама дорогая!
— Да всё в порядке. — Спокойно подпираю щёку рукой и жду, когда этот педагогический цирк закончится. — Мне-то что? У меня всё отлично. Великолепная карьера, умница дочь подрастает. Мужчина есть — профессиональный настройщик фортепиано. Заметь, не я напросилась сюда директором.
— Да он вроде не сам. Кажется, его назначили. — Царапает ноготком стол Валюша. — А про дочку он знает?
— Конечно. Он уверен, что Алёнушка — дочь его друга. И счастлив в своём неведении.
— Ох, Вита, ну как так-то? Так же нельзя!
— Ну а что? — Зевнув, меняю позу, подперев другую щёку и исподлобья глядя на шефа, треплющегося по телефону с неописуемо серьёзным видом. — Раз уж он верит, что я переспала с его приятелем на девичнике, пусть думает, что и дочь тоже от друга. Всё логично.
— С ума сойти! Вот это характер у тебя.
— Марат Русланович с тобой полностью солидарен. Характер у меня отвратительный. Слава богу, его пронесло, и мы не успели зарегистрировать законный брак.
Тем временем директор возобновляет собрание. И Валя говорит мне ещё тише и на ухо:
— И всё равно я осуждаю твоё решение скрывать от него дочь. Он должен знать, что уже давным-давно отец.
Смотрю на неё искоса.
— Тебя когда-нибудь бросали в белом подвенечном платье с фатой и букетом, в ЗАГСе, на глазах у всех твоих друзей и родственников?
— Нет, — быстро мотает головой Валя и перекрещивается.
— Ну вот и не осуждай.
Наконец-то педагогический цирк с конями, то есть педсовет, подходит к концу, и я, собрав свои вещи и кое-какие бумаги, поднимаюсь с места. Мои коллеги охвачены важными разговорами, обсуждают затронутые на собрании проблемы. А мне не по себе. Потому что для них директор просто мужик в пиджаке, а я когда-то на полном серьёзе планировала прожить с ним всю свою жизнь, пока смерть не разлучит нас. Но развела по углам нас совсем не она. Султанов поверил своему лучшему другу, а не мне, я же не смогла простить ему этого.
И сейчас принципиально не смотрю в его сторону. Но кожей чувствую, как активно он фокусирует на мне своё внимание. Сейчас что-то будет.
— Виолетта Валерьевна, задержитесь, пожалуйста.
Не хочу. Отторжение вызывает даже глубокий и хриплый тембр его голоса.
