завтра будет плохой день. Кто-то не сможет отдохнуть и не будет сил на игры и новые впечатления.
От моей монотонности глазки медленно стекленеют. Беззубый ротик широко распахивается, а затем раздается причмокивание. На данной стадии я оставила их в прошлый раз.
— Мам, можно? — Анджей протягивает руки, бросая на Олежа косой взгляд. Боится, что ему не доверят.
Вздыхаю и отдаю потяжелевшее тельце сыну. Тот сразу же заматывает его в пеленки и уносит к дому.
— Все-таки это ненормально... — бормочет светлый, провожая взглядом удаляющуюся фигурку.
— То, что полугодовалый младенец вертит вами, как хочет? Да, совершенно ненормально. Когда я соглашалась завести ребенка, такого эффекта я не ожидала.
Мы знали о такой возможности давно. И долгое время не говорили на эту тему. Решали текущие проблемы. Но однажды появилось то самое чувство, о котором нам говорят с интерната. Предопределенность. Момент выбора. Сейчас или никогда. Олеж увидел больше. Намного больше, чем я. Он знал, что дар нашего ребенка будет аналогичен и одновременно полярен дару Анджея.
Эмпатия. Светлая. Способность вызывать бесконечную любовь. Совершенно искреннюю. Заставлять всех вокруг радоваться. Успокаиваться. Вспоминать все самое лучшее. И не нужно заглядывать в разум. Читать мысли. Говорить. Достаточно просто находиться рядом.
Тогда я согласилась, думая во многом о сыне. Надеялась, что их силы будут уравновешивать друг друга. К тому же дети будут расти вместе. И, возможно, не станут потом друг друга ненавидеть.
— Я говорю о том, что он слишком много времени проводит за хлопотами не по возрасту. Все же в девять рано нянчить младенцев.
— Скажи сразу, что он своей активностью не дает тебе реализовать отцовские инстинкты и наиграться с ребенком.
Красноречивый взгляд стал мне ответом. Иммунитет только у меня. Абсолютный. А вот папа и брат попадают под влияние уз любви полностью. Раньше они соперничали из-за моего внимания, теперь нашли новый объект. Впрочем, те же самые узы и не дают конфликтам выйти из-под контроля. Да и Олеж понимает, что Анджей еще мал. И порой уступает из-за его возраста. Вот только темные не выносят снисходительность...
Мы медленно выходим из воды и направляемся к домику.
— Завтра приедут Марикетта и Дметерий, — рука светлого привычно ложится мне на талию.
Подвижность правой так полностью и не восстановилась. Для бытовых нужд хватает, но для боевых пришлось переучиваться на левую. Осенью его мучают боли и судороги. Тогда я готовлю составы по рецептам Илея. Мазь. Отвар. Боль уходит. Целитель говорит, что виновата память, которая не отпускает. Возможно, когда-нибудь она тоже останется лишь свершившимся фактом.
— Они останутся на ночь или на неделю?
Дипломат так и остался главой стражей на юге. А Марька продолжает работать с детьми. Она принимала и мои роды. В целом все прошло гладко, если не считать сюрприза в самом конце.
— Думаю, как обычно, — Олеж скупо усмехается.
Ему отдали регион Брасияна, поэтому большую часть года мы проводим на севере. Сейчас решается вопрос с изменением управления территориями. Всех коснутся перемены. Неизвестно, что достанется нам, и где придется обустраиваться в следующем году. Перспективы не пугают. Все же мы оба привыкли к риску, и мирная спокойная жизнь не для нас.
— Значит, на неделю, — целую неделю кто-то будет присматривать за детьми, и мы сможем побыть вдвоем. Лучший подарок на день Рождения.
Мы заходим в дом и по коридору подходим к детской, где подозрительно тихо. Против ожиданий картина открывается самая мирная. Анджей спит в кресле-качалке, откинувшись на спинку, а из колыбели доносится тихое сопение. Подхожу ближе, чтобы поправить одеяльце, которое утром все равно окажется на полу, несмотря ни на какие бортики. Ручки и ножки раскинуты в стороны морской звездой. Губки плотно сжаты.
Невольно улыбаюсь. И точно знаю, что люблю обоих детей. Независимо от того, какие у них таланты. И какими были обстоятельства их появления.
— Все же я поражаюсь избирательности твоих видений. Точно знать дар и не понять пол ребенка...
Боевик фыркает за моим плечом.
— У меня было слишком мало опыта общения с детьми...
Мы по инерции привыкли думать, что у нас родится мальчик. Теория Изабель не давала покоя. Поэтому, когда появилась девочка, все удивились. История сделала свой ход, доказав, что ее нельзя повторить искусственно.
Двое детей спят сладким сном под крышей одного дома. Светлая и темный. Никто не знает, что им суждено. А мир... Мир подождет. Теперь у него есть колдуны.
