Сидше мягко, почти беззвучно рассмеялся и походя макнул палец в пиалу с чаем; затем слизнул капли, кивнул сам себе и продолжил как ни в чём не бывало:
– Пожалуй, что недалеко. А ты так и собираешься здесь до заката сидеть?
– У меня ноги дрожат, я сейчас ходить не смогу, – рассеянно призналась она, наблюдая за тем, как он прикусывает то одно лакомство, то другое. – Послушай, если ты проголодался, то бери спокойно, я на самом деле… Или ты смотришь, чтобы яда не было? – осенило её.
Тот не стал отпираться, только голову склонил набок:
– Может, и так.
– Я и сама проверяю, – тихо призналась Фог, инстинктивно скрестив руки на груди. – Еду, воду, сам воздух… Постоянно. Посылаю морт в стороны, смотрю, нет ли поблизости людей со стреломётами или морт-мечами… Не знаю, как теперь от этого отучиться.
Долгий, задумчивый взгляд был ей ответом.
– А ты не отучайся, красавица. Всех бед, конечно, не избежишь, но многих – так точно. К слову, сушёной айки не бери.
– Отравленная?
– Испорченная, – улыбнулся он. – Я тебе потом покажу, где её вкусно делают. В карамель окунают, а сверху присыпают пряностями – вроде и язык жжёт, и сладко.
Фогарта отчего-то думала, что вскоре Сидше уйдёт по делам, но он почему-то остался – и просидел рядом до самого заката. Чем ниже солнце клонилось к горизонту, тем сильнее наваливалась духота, хотя становилось прохладнее; зевак поблизости тоже прибавлялось – всем интересно было, вернётся ли торговец. Хозяин чайной же постепенно осмелел. Сперва он только с поклонами приносил угощения и бормотал что-то о щедрости госпожи, а затем начал подбрасывать то одну безделушку, работавшую когда-то на морт, то другую со словами: «Если ясноокая взглянет…»
Прямо он ни о чём не просил, а Фог всё равно хотелось занять чем-то руки, так что она то возилась со сломанными часами, то с компасом, указывающим не только стороны света, но и скопления морт – с такими штуковинами часто передвигались купцы по Земле злых чудес… Со временем она стала замечать, что хозяин осторожно забирает испорченные вещицы у людей снаружи и приносит ей под видом своих.
– Вот хитрец, – усмехнулся Сидше; от его глаз это тоже не укрылось. – Не обидно работать бесплатно?
«А мне и не полагается пока деньги брать, я же ученицей считаюсь, пока цех иначе не постановит или взрослый киморт меня равной не признает», – подумала она, но, как и в Дабуре, благоразумно промолчала, только плечами пожала.
Большая часть предметов и впрямь только на ученические работы и тянула – многочисленные «вечные» лампы, часы, музыкальные шкатулки и прочее в таком же духе. Но некоторые вызывали интерес, например, ключ со вставкой из мирцита, который размягчался и твердел, подстраиваясь под любой замок. Его легко было обратить во зло – вору или ночному убийце, поэтому заряжать мирцит Фогарта отказалась. А другая безделица, серебряное кольцо с большим полым кабошоном, показалось ей смутно знакомым – Алаойш Та-ци иногда делал такие для дворца Великого Ишмы, но камни использовал подороже и почище.
Сердце сладко защемило.
– Чьё это? – спросила она в воздух. – Смелее подходите, я выкуплю. Мне к наряду подходит.
Владелицей кольца оказалась немолодая женщина, укутанная в покрывала – старшая жена одного торговца из Хашту. Украшение ей досталось по наследству от матери, а той – от бабки; а ей подарил его заезжий киморт из Ишмирата в тот год, когда множество подземных тварей вырвалось на свободу и наводнило окрестности города. Когда-то кабошон темнел, если соприкасался с ядами, но силу свою он давно утратил, а теперь женщина носила кольцо просто как память и согласилась отдать за три серебряные монеты, по цене камня и оправы.
Фог корпела над очередной музыкальной шкатулкой – весьма изящной, размером всего лишь с ноготь, а потому закреплённой на цепочке, словно кулон – когда пересуды вдруг стихли, а затем возобновились с новой силой.
Подняв взгляд, она увидела в дверях чайной Халиля-Утара арх Ташира, бледного в прозелень и трясущегося от ужаса.
«Значит, сбежать побоялся».
– Говори.
Купец извлёк из складок своего одеяния свиток, резко склонился, точно подломился поперёк, и в таком согнутом виде, вжимая голову в плечи, пересёк весь зал и бухнулся на колени.
– Здесь то, что желает знать госпожа, – пролепетал он, дрожащими руками протягивая свиток. – Прошу, не гневайтесь, ибо рабы Лиура и Онор ныне в Ашрабе… Ох, далеко, не дотянуться туда за один день… Но если госпожа позволит…
«Вот, значит, как звали тех детей, – растерянно подумала Фог. – Лиура и Онор…»
И – осознала с запозданием, что сама-то ненамного старше их.
– Если то, что здесь написано, правда, то я засчитаю это за услугу, – с излишней резкостью прервала она излияния купца. – Что дальше?
Лицо у Халиля взмокло. Не отваживаясь оторвать взгляда от пола, он хлопнул несколько раз в ладоши, и тут же его охрана провела в чайную двух мужчин, закутанных в покрывала. Один был высоким и плечистым, другой – более хрупким и явно совсем молодым. Когда по сигналу ткань, укрывающая их, соскользнула вниз, Сидше резко выдохнул, словно его ударили под дых.
– Март, – прошептал он, привставая. – И Чирре! Живые, надо же, живые!
Он счастливо рассмеялся, обнял их обоих по очереди – и светловолосого великана-телохранителя, сонного и будто бы одурманенного, и
