клеймо гномьей мастерской “СуперШанц”. Четыре таких же, только с лентами другого цвета уже лежали в углу для подарков.
Правильно интерпретировав выражение лица Холина все мгновенно вымелись наружу, молча погрузились в зомбиповозку, оставив возражения и подношения там же, в холле.
Видь впечатлился нашим блистательным видом, мгновенно заткнулся и так пришпорил “лошадков”, что мы добрались до магистрата меньше чем за пять минут.
Опытная и видавшая всякое регистрирующая браки ведьма даже монобровью не повела, когда в положенное для следующей регистрации время узрела перед столом парочку упырей. А вот упыриные свидетели заставили сердце в обильной груди дрогнуть. По обе стороны от брачующихся стояли свидетель(ница) вампир и слегка беременная свидетель(ница) человек, оба в брючных костюмах. Один с жуткими накладными ресницами и заколкой бантом на неровно выкрашенных в розовое патлах, другая в белобрысом короткостриженом парике и с рыжими вислыми усами. За ними – отстраненно прекрасный и невозмутимый, как парковая статуя, эльф в короне. И инквизиторского вида субъект с алой розой в петлице.
– Дорогхиии… – тренированный голос дал петуха, у эльфа дернулось ухо, у вампира отклеились ресницы и печально и медленно, как последние осенние листья, опали на мраморный пол. Невеста дернулась к выходу, но жених крепко держал ее за руку, еще и на длинноватый подол ногой стал, чтоб не сбежала.
– Дорогие жених и невеста! – совладав с голосом, речитативом, как заупокойную, начала ведьма. – Сегодня самое незабываемое событие в вашей жизни.
– Не забудем, – подтвердил жених. – Ближе к те… делу, уважаемая.
Ведьма дрогнула под пронзительным взглядом черных глаз и поспешно пробормотала:
– Распишитесь, где галочка.
Жених подтолкнул невесту к столу с журналом и зафиксировал, уперев руки в столешницу по обе стороны от невестиных боков, подождал, пока она выведет дрожащей рукой подпись, снова перехватил за запястье, быстро и размашисто расписался сам и кивнул свидетелям. Те сработали оперативно, как давно притершаяся команда. Эльф так и стоял, иногда покашливая в широкий рукав и странно кривясь, будто у него зубы болели и аллергия на цветочный ароматизатор.
– Совет вам… – собиралась напутствовать новоиспеченных мужа и жену ведьма.
– Не надо, – заявил темный и повлек уже не пытающуюся сбежать молодую жену прочь. Сопровождающие, кашляя, будто аллергия мгновенно началась у всех, потянулись следом.
Ведьма опустилась на стул, отчаянно радуясь, что эта регистрация на сегодня последняя.
– Кисло! Ой-вэй! – взорвалась криками площадь перед магистратом, битком набитая разнокалиберными горожанами. Вверх взлетели магические шутихи и фейерверки, цветы, шляпы и одна недовольно вякнувшая кошка.
Холин обозрел собрание, гадко ухмыльнулся, подгреб меня к себе, впился в губы и шагнул за грань.
Мы вышли в его комнате в Холин-мар не размыкая объятий. Примерно в шаге от кровати Марек почти избавил меня от заляпанного платья, а я его от рубашки.
– А как же родовой камень?
– Потом! – прорычал он, опрокидывая меня на мягкое покрывало. Но едва только я добралась до ремня, как где-то рядом с моими руками загудело и завибрировало.
– Комиссар Холин, – шепотом сказала я, – у вас там что-то шевелится, – и потянулась это шевелящееся добыть.
– Это не карман, – выдал Мар, – но направление мне нравится.
Я тем не менее извлекла мешающий магфон и оторопела. Судя по надписи на экране, звонила я. Поставила на громкую.
– Эм… – неуверенно сказал басовитый женский голос, – это ХЭ?
Я прикусила губу, чтоб не хихикать.
– Допустим, – ответил Мар.
– Мы тут с утреца вышли морковок покопать, а он в ботве лежит. Давно, почти разрядился и от удара попортился, только один номер остался. Магфон-то дорогой и чехольчик девчачий, стало быть, барышня обронила. Не ваша подружка?
– А вы где, уважаемая?
– Село Соритир, от Аргенти пару часов.
– Оставьте себе, – сказало мое чудовище и отшвырнуло магфон куда-то за пределы смыкающегося вокруг нас купола тьмы с синими искрами.
Пальцы прошлись по голой коже кипятком. Он замер, любуясь на мою прикушенную в мурашечном ожидании нижнюю губу, осторожно коснулся верхней. Сил ждать больше не было. Я судорожно вздохнула и потянулась к его волосам.
– Э, нет, мастер Холин, – азартно прошептал… муж, – верните руки туда, где они были, и помогите вашему комиссару избавиться от штанов.
– Вы же… вы же самостоятельный, – постанывая и растекаясь карамельной патокой от настойчивых ласк, проговорила я.
– Очень… только у меня все руки уже заняты вашим жутким платьем и тем, что под ним.
Потом пришла тишина и между нами не осталось ничего кроме теплой тьмы с синими искрами и дыхания.
– Впусти, – так же как и я, дрожа от невозможной нежности, прошептал он, и мы стали целыми.
Мика…
—------- Колючее, теплое, мое. Я люблю тебя.
Мар…
Юный мир был скучноват. И хоть его, как всякий недавно рожденный мир, ждало довольно бурное будущее, сейчас там ровным счетом делать было нечего. Стандартный набор рас, ничего экзотического в плане магии, обычно. Потому он часто отлучался побродить по звездным дорогам. Даже здесь, в междумирье, бывало интереснее, чем с новым подопечным.
Материальная оболочка все еще давала о себе знать фантомной болью в плече. На самом деле Каратель ничего не весил, а вот же, ладонь о рукоять стер и плечо ноет. В широком лезвии отражались спирали света, играли бликами на гранях.
Эру присел на обочине серой дороги, положил рядом косу и с наслаждением потянулся. Потом лег, вырастив из пласта первичной материи сочную зеленую траву. Перестарался. Вышла вся в росе, но запах стоил ощущения влаги на затылке. Хорошо. Сидя в мире, он маялся от скуки, но стоило выйти – начинал тосковать вот по такому, как запах рассветной травы.
Прикрыл веки… Представил, что видит сон о грядущем… Нет, сегодня не видать ему спокойствия. Реальность пошла рябью, потом дрогнула и выгнулась воронкой. Кто-то пробил врата на звездные дороги.
Их оказалось много, если не сказать все. К моменту встречи уже не было ни травы, ни скуки. Эру считал свой облик Пастыря живущих вполне удачным, а потому не стал ничего менять: темный плащ вполлица, мрак у ног и Каратель в руке.
Опять эти!
Эльфы, как бы они там себя ни называли (сонмы мыслей уже касались края сознания) – везде одинаковы, во всех мирах и временах: острые уши, практически бесконечная жизнь и осознание собственной исключительности.
–
