— Хороший. — Согласился я. — Как же Ландгрувер плохим может быть? Он же Храмовник! Храмовники плохими не бывают. Они все добрые, ласковые и требовательные.
— А я про него сейчас думала. Он мне как будто снился. Я не спала, а он снился. Веселый такой. Рукой махал.
— Рукой? — Я озадаченно почесал затылок. — Это от болезни Верунь. От болезни кто угодно может померещиться. Я вот думаю я сам, не заболел ли часом?
— А что? — Оживилась девочка.
— А мне Королева снилась! Вот! И Высший Храмовник с ней про нас говорил.
— Ух, ты! — Восхитилась Вера. — А меня Ландгрувер в Город звал. Говорил, что я маленькая еще, чтобы на Крышу лезть. А я ведь совсем не маленькая, правда, ведь Самсон? — Вера просительно улыбнулась мне.
— Я только грязная немного, потому, что в Городе давно не была, и почиститься не успела. У меня знаешь, какой наряд есть. Он весь из длинных таких полосок. Они вот здесь сшиты. — Вера показала на шею.
— И вот здесь. — Она показала на талию.
— Я когда его надеваю, знаешь я, какая красивая? Я. Очень красивая! На меня даже не только Изгои смотрят.
— А вот и врешь! — Насупился я.
Я представил Веру в столь соблазнительном наряде, и почему то мне совсем не понравилось, то, что на нее такую красивую может смотреть кто — то другой.
Пусть даже не Изгой вовсе.
— А вот и не вру! — Закраснелась щеками Вера.
— Я никогда не вру! Я знаю, что я красивая! Мне все говорят, что я красивая! А вот ты никогда не говорил. Я может быть сама это платье шила! Для тебя шила! Думала, что ты, когда ни-будь все равно меня с собой на Крышу возьмешь. А ты.…
— А ты с Тимошей пошла! — Вспылил я. — И чего это я вспылил?
— Что мне жалко, что ли, что она с Тимом на Крышу отправилась? Так ведь на Крышу идти — не вдоль по жилым уровням прогуливаться? Умер вот Тимоша. Могла и Вера умереть. Вот если бы я не поспел, то обязательно бы умерла.
— Ну и что? — Прищурилась Вера. Подбоченилась. — Ну и что? Самсон-гудрон! Ну и пошла. А ты не позвал вот я с Тимом и пошла. Тимоша умный и добрый. А ты злой! Ты совсем злой!!! — Ее губы дрогнули. Она закрыла лицо ладошками.
— Ты злой! Злой! Злой! — Закипела вода в кружке. Я прихватил ее рукавом за ручку и поставил рядом. Взял банку с сахаром и отсыпал от того, что осталось половину. В горячей воде сахар растворился быстро. Не нужно было даже помешивать. Я подул немного, охлаждая напиток, и тихонько ткнул Веру локтем.
— Вера…
— Чего тебе? — Хмуро отозвалась она из-за ладоней.
— Да ладно тебе дуться то.…
— А я и не дуюсь вовсе. Это ты сам надутый. Сам.
— Я тебе сахару развел. Еще тебе надо лекарство выпить. Давай. А?
— А скажи «пожалуйста»… — Вера сделала между пальцем щель и хитро в нее посмотрела. — Я пожал плечами. — Ну, что такое «пожалуйста»? Это же слово просто.
— Может быть, Вера не в себе от болезни? Может такое быть? Конечно, может! Ну, скажу я ей «пожалуйста». И чего в этом стыдного? Ничего совсем. — Я уже было открыл рот, но произнести его так и не получилось.
Не хотел язык поворачиваться, хоть ты тресни. Я закрыл рот и пожевал губами. Снова открыл.
— Пожалуйста, Верунь. — Получилось ведь.
— Ну, давай… — Вера протянула руку. Я осторожно передал ей воду и потянулся за коробочкой с аспирином. Пока Вера фыркала горячей водой, я вытряхнул в ладонь три горошины и протянул их своей спутнице.
— И вот это еще…
— Ф-ф-фу-у-у… — Скривилась девочка. — Они невкусные.
— Ну, что, что невкусные? Болеть то тоже невкусно? Тоже плохо. Выздоравливать надо. А то мы с тобой никуда придти не сможем ни на Крышу ни в Город.
— Так и застрянем здесь. Будем в норе сидеть, пока у нас еда не закончится. Начнем плесенью питаться пометом крысиным. А, кончится фермент, ляжем вот здесь на нары и умрем. Оба умрем.
— Какой ты гадкий, Самсон. — Вера забрала таблетки с моей руки и с сомнением на них посмотрела. Я улыбнулся. — Странно как то это все. Тебе говорят, что ты гадкий, а ты улыбаешься. Тебя обзывают, а тебе не обидно.
— И пожалуйста, вот удалось выговорить. Никогда я еще девчонкам таких слов не говорил. Никогда. А вот тут сказал. И что это со мной такое? — Я недоуменно пожал плечами.
— Я съем… — Отозвалась на мои жесты Вера. — Правда, съем. Мне же нужно быть здоровой?
— Знамо, нужно. — Подтвердил я. Вера аккуратно положила горошину на язык и, зажмурившись, сделал большой глоток из кружки. Поморщилась, коснулась горла, но положила на язык вторую и третью. Потом надолго припала к кружке. Пила мелкими глотками сладкую воду.
— Все, Самсончик. Я выпила. Спасибо тебе. — Она улыбнулась тепло и радостно.
— Спасибо. Надо же. Никогда я от девчонок таких слов не слышал. А приятно-то как. Приятно-то до чего!
— А вот краска эта на щеках совсем не к месту. Не хочу я, чтобы Вера мое смущение заметила. Нет. Не хочу.
— Да чего уж там… — Проворчал я отворачиваясь. — Было бы за что. — Веру снова клонило в сон.
— Умаялась девчонка. Отоспаться никак не может. А и лечение тут только одно. Спать да есть. Есть да спать.
— Ты протеины будешь? Верунь? — Вера отрицательно замотала головой.
— Я посплю немножко, Самсончик. Хорошо? — А мне, что? Разве жалко?
— Поспи, конечно.
— А ты меня обними только.
— Вот это да. — Я озадаченно почесал бровь. Привалиться во сне, чтобы тепло не терять это одно. А вот обнять это совсем другое. Но ведь можно и по дружбе обнять? Разве нельзя? Конечно можно.
— Хорошо, Вера. Ты ложись, а я осмотрюсь — где мы и как. Не бойся ничего. Последниками здесь и не пахнет. Я уже поспал немножко. А как я закончу, так и лягу рядом, и.… Обниму — Вера устроилась на нарах удобнее. Потом завертелась, выискивая что-то на груди. Достала тугой валик и, аккуратно его, расправив, положила под голову.
— Это, что у тебя? — Насторожился я вдруг.
— А вот и не скажу! — Показала Вера мне язык. — Скоро состаришься, если много знать будешь. Понял? — Понял, конечно. Чего тут не понятного? — Не мое это дело.
— Ну, ладно.… Спи, давай. Выздоравливай.
— Угу. — Ответила Вера. Потянулась сладко и замерла с улыбкой на губах.
Я встал с нар. Подошел к фонарику Тима. Черви светили исправно.
— Полюбили меня значит.
Я невольно улыбнулся, так же как и Вера. Тепло и чисто, будто во сне.
— Хорошо когда тебя Светляки любят. Они вернее друга. Они до самой смерти только тебя любят, и большая редкость, когда полюбят совсем другого.
— Вот эта редкость и случилась. Полюбили меня Светляки Тима. Полюбили.
Я прикрыл шторку, уменьшая доступ воздуха Светлякам.
— Поспите и вы, мне своих светляков, пока хватит. Отдохните тоже. Намаялись вы уже. Натрудились. — Светляки благодарно перешли на зеленый свет, и почти угасли. Вяло шевелясь, готовились ко сну.
Я взял, напялил каску до ушей со своими Светляками и расправил плечи.
— Теперь мне сам черт не брат. Вера выздоравливает. Шашек еще на пять дней хватит. Еды, если и не навалом, то кое, что все равно имеется. А вдруг что еще найду?
Я встал и двинулся вдоль стены. Высвечивал фонариком кабеля, наплывы и пятна на стенах. Один из них меня заинтересовало больше других.
Было оно каким-то странным. Почти прямоугольным, покрытым, толстенным слоем пыли и высохшей плесени.
Я осторожно постучал по нему острием кирки. Чешуи крупной сухой грязи, свалились на пол.
Я поднес фонарь к тому, что под ним находилось.
— Ексель-моксель! — Я удивленно покачал головой.
— Так вот вы, какие Последники! — Я взял в руки старую, очень старую фотографию, сделанную похоже на пластике для долговечности, и нежно сдул с нее пыль.
В тонкой рамочке, обнявшись, стояла группа людей. В хорошей богатой одежде, ни разу не штопанной, не перешитой. Женщины в юбках и блузках. Мужчины в брюках, пиджаках и рубашках.
У одного болталась на шее необычная цветастая полоска ткани, завязанная хитрым узлом. Мужчины стояли позади. Впереди женщины. Ближе всех к камере стояли, держась за руки, мальчик и девочка лет семи-восьми.
