бывает. Просто всем на зависть.
— Про дихлофос мы дали дополнение в четыре утра, — недовольно буркнул Леня Самойлов, до смерти надоевший Люсе племянник Великого Моржа. — Ты до сих пор не читала? Спала в свое удовольствие, пока мы вкалывали?
Вспомнив, как ее перетрясло вчера, а еще — отвратительное давление Ветрова, Люся поняла, что все.
Больше она терпеть не может.
Великий Морж сам виноват: надо было держать своих экстремистов подальше от нее и отвечать на звонки.
— Вот что, Ленечка, — произнесла она с угрожающей нежностью, — напиши ты мне, милый мой, заявление по собственному и выметайся отсюда.
— Обалдела? — он некрасиво разинул рот.
Тут даже Зорин проснулся и переглянулся с тихой Машей Волковой, которая по такому случаю осторожно стянула наушники. Они оба переводили глаза с шефа на Самойлова, а их пальцы торопливо стучали по клавиатуре — метод слепой печати, владения которым Люся требовала от всех своих сотрудников. Журналисты всегда журналисты, и теперь они автоматически вели репортаж с места событий в одном из закрытых от начальства рабочих чатов.
— Самойлов, давай без митингов, — устало сказала Люся. — Не вынуждай меня звонить юристам и просить их искать веские причины. Мне надоело переписывать твои тексты, извиняться за твое хамство и платить по судам.
— На Носова чаще в суд подают!
— Носов на каждую цифру и букву готов предоставить все фактчекинги, — рявкнула Люся, — а ты берешь свои данные с потолка.
Самойлов, уязвленный едва не до слез, покрылся некрасивыми пятнами.
И это он еще не знает о том, что за него просил его дядя, а то совсем бы обнаглел.
Желание сделать какую-нибудь гадость Великому Моржу стало таким острым, что у Люси даже нос зачесался. Считалось, что у архов ее вида развиты женская мудрость и интуиция и что они способны помочь сделать карьеру любому мужчине — не тужи, поспи, утро вечера мудренее и прочая хрень. Люся за собой такого ни разу не наблюдала, но теперь задумалась: может, желание напакостить Великому Моржу — это она и есть? Вековая женская мудрость?
— Ты просто перетрусила вчера, — прервал ее жалкие попытки самоанализа Самойлов, — вот на мне и срываешься. Пойду-ка я, пожалуй, в отпуск на недельку. Как раз ты перестанешь истерить.
Был бы Носов в редакции — выставил бы поганца в два счета, всякий приличный кимор обожает свары и драки. Но ни интеллигентный боян Зорин, ни тихая домовиха Волкова к скандалам не были приспособлены, а Люсе не хотелось пачкаться.
Надо взять марена в штат, пусть запугивает всех неугодных.
Наклонившись над рабочим столом Самойлова, Люся оперлась о поверхность обеими руками и хищно улыбнулась.
— Ступай-ка ты, Леня, в бухгалтерию, — велела она, — и отдай там заявление по собственному. Иначе, клянусь, я дам тебе такую рекомендацию, что тебя даже в самую желтую газетенку никто не возьмет.
— Ну и дрянь же ты, Люся, — выплюнул он, вскочил, едва не опрокинув монитор, дернул с вешалки свою куртку и вышел, оглушительно хлопнув дверью.
Старенький дом застонал от возмущения.
— Так, — Люся сделала глубокий вздох, — что там с дихлофосом?
— Один из наших подписчиков, продавец в хозяйственном, вспомнил, что две недели назад двое подростков купили у него дихлофос. Он еще удивился — нафига им, — торопливо сказал Зорин.
— Две недели назад, — оглушенно повторила Люся, — значит, наше интервью с русалкой тут ни при чем.
— Угу.
— Есть информация по этим уродам?
— Ну, — это заговорила Волкова, — тот, который жрал на камеру сырое мясо…
— Банник.
— Ага. Сын министра.
Люся оглушительно фыркнула.
— Алло, это прачечная? Херачечная! Министерство культуры, — процитировала она древний анекдот и села на опустевший стол. — И министр чего у нас мама или папа?
— Образования, — иронично ответил Зорин.
— А потом говорят, что мы плохие и обижаем хороших чиновников на ровном месте, — Люся взмахнула тростью, как мечом. — А мы что? Мы ничего. Примус починяем. Что еще важного удалось выяснить?
— Второй — сын мелкого бизнесмена, ничего интересного. Мальчики малость психи, судя по их постам. Наши юристы сообщили, что на них еще три месяца назад был запрос сама знаешь откуда.
— Ответили?
— Согласно законодательству. Родители одноклассников пишут, что неоднократно обращались к директору их элитной гимназии с требованием оградить детей от этих неуравновешенных и опасных отроков. Директор никак не реагировала.
— Мама минобр — это аргумент, конечно. С директором созвонились?
— Так не успели еще, Люсь. Носов в командировке, а Самойлова ты выставила. Пашем, как рабы на галерах.
— Я сама позвоню, — кивнула Люся, — потыкаю еще палочкой в полицию и силовиков. Арбайтен, пупсики. Про обычную текучку не забываем.
— Если мы станем умертвиями от ранней и обидной смерти на рабочем месте, ты будешь защищать наши права? — кротко спросил Зорин.
Люся послала ему воздушный поцелуй и отправилась к себе.
До позднего вечера ей было некогда поднять голову от компьютера.
Люся редко впрягалась в работу на уровне исполнителя, но сейчас в редакции действительно не хватало рук.
Ну и голов, что уж там.
Она позвонила директору гимназии, где учились ее дихлофосчики, и выслушала длинную гневную тираду о том, что интернет-портал паразитирует на неустойчивой подростковой психике и делает только хуже, поскольку широкая огласка может привести «запутавшихся школьников» к нервному срыву.
— А как же мой нервный срыв? — изумилась Люся.
— Вы лицо заинтересованное и необъективное, поэтому должны держаться от этого дела подальше, — заявила директриса и бросила трубку.
Вот тебе и на!
Тут на связь вышел Носов, все еще пребывающий в командировке в городе, где изнасиловали, убили и превратили в русалку хорошую девочку Лену Афанасьеву.
— Шеф, — сказал он осторожно, — а ты фамилию лесовика видела? Ну, который не сын министра.
— Ну Баринов.
— Не ну Баринов, а сын твоего Баринова. Аптекаря.
Люся не стала спрашивать, уверен ли Носов в этой информации.
Он всегда был уверен и всегда излагал голые факты.
Значит, второй нападавший — сын ее любовника, которому Великий Морж предрекал большие неприятности с законом.
Этого только не хватало.
— Ты когда обратно, Кость?
— Завтра приеду. Насильников и убийц изловили и закрыли, к ним меня не пустят. Пока следственные действия, пока суд — это очень надолго. А ты, я слышал, журналистами направо-налево разбрасываешься.
— Да достал меня этот Самойлов!
— Ага. Обиженный банник — как раз то, чего тебе не хватало для полного счастья.
Люся хмыкнула.
Если бы она спросила голосового помощника Марью о банниках, та рассказала бы ей: этот вид настолько распространен, что никто и не считает, сколько этих поганцев по миру расплодилось. Чаще встречались только домовики, пожалуй.
Много столетий не было в крестьянском дворе
