печально улыбнулась ему, забрала руки из его и, легко касаясь кожи, разгладила складку на лбу.
— Сейчас всё будет, — генерал встал, вежливо поклонился, с тревогой заглянул в глаза и пошёл к барной стойке.
Он подошёл к официанту и стал с ним о чём-то говорить.
Какой же у него шикарный разворот плеч и безупречная выправка, высокий рост, мужская грация во всей её красе.
Посетителей почти не было, только редкие туристы — жаворонки и несколько местных горожан, вылезших из своих домов, чтобы насладиться прохладой и тишиной. Оглушительно пели птицы, перескакивая с ветки на ветку в густой кроне.
Генерал вернулся, сел напротив.
— Сложное вы выбрали призвание, — тревожно всматриваясь, проговорил он.
— Мне нравится помогать людям — пожала плечами я.
— И проводить эксперименты над ними, — с усмешкой заметил мужчина.
— Только если это им не принесёт вреда, — в тон ему ответила я.
— И как вы справляетесь? Я имею в виду, ваши больные иногда пугают даже бывалых воинов, — уточнил он.
— Людей страшит неизвестность. Поведение почти любого человека мы можем предсказать или объяснить, только не таких. А ещё страх побуждает нас к какой-нибудь реакции. Бей или беги — самый глубинный инстинкт выживания. Но с психически нездоровыми людьми мы постоянно должны гасить его, иначе окружающие решат, что мы не в себе. Поэтому люди настолько нетерпимы к ним.
— А у вас они вызывают жалость, — твёрдо произнёс генерал.
— Для меня это болезнь, как рана или перелом. Я верю, что если тело болеет, его всегда можно вылечить, просто мы этого ещё не умеем.
— Вы удивительны, умная, красивая, смелая. Где, вы говорили, ваш пансион находится? — шутливо с намёком спросил он.
— Даже не надейтесь, других таких нет, — в тон ему ответила я.
Генерал взял мою руку и поцеловал пальцы.
— Я знаю, — тихо проговорил.
Подошла премиленькая официантка, сладко запахло свежей выпечкой, я аккуратно забрала ладонь.
Девушка разлила чай по стеклянным бокалам. Расставила тарелки с булочками. Под фарфоровой крышечкой оказалось нежнейшее масло, ароматное мясо, нарезанное тонкими ломтиками, сыр подавался в виде небольших икринок.
— А как вы выбрали вашу профессию?
Я взяла булочку, намазала маслом, положила мясо и сыр и протянула генералу бутерброд.
— Благодарю! Скорее она меня выбрала, — пожал плечами он, отпивая глоток чая.
— А у вас оказался к ней талант? — спросила его, специальной ложечкой беря икринки сыра.
— Если не только бить пульсарами, но ещё и думать при этом, то талантливых найдётся гораздо больше. Я родился в маленьком городке, на самой границе с Негросом.
— Почему не в поместье?
Ещё несколько посетителей зашли на веранду и неспешно заняли свободный столик. Генерал на несколько секунд прервал разговор, пока несколько женщин проходили мимо нашего столика, и после ответил:
— Его почти до основания разрушили ледяные орки, когда захватили мыс Рогод. К счастью, в тот год мама категорически отказалась уезжать в поместье и осталась зимовать с отцом.
— Вы жили в укреплённом форпосте?
— Да, это была практически город-крепость. Отец служил там, а я всю жизнь провёл на плацу. Мальчишкой, лет с четырёх, вставал под звон колокола, быстро одевался и бежал на построение. Первое время меня пытались выгнать, потому что, вы понимаете, — он мягко улыбнулся и прищурился, — я вызывал смех у солдат и ни о какой строевой дисциплине речи не могло идти. Потом привыкли.
— А я всегда слушалась родителей, эдакий удобный ребёнок, — улыбнулась я и коснулась его руки, поглаживая.
— Мне жаль, что ваши родные погибли так рано, — его слова заставили меня опомниться.
Мои до сих пор живы, это у Преоки погибли.
Боже, о чём я только думаю? Зачем поощряю интерес? У нас нет будущего. О каком доверии и может идти речь, если я не могу рассказать о себе и о своём прошлом правду.
Прав был Дрок, когда говорил мне об этом.
— Извини, — я встала и вышла в уборную, мне нужно было мысли и чувства привести в порядок.
Флешбэк 1
— Лида, ты всегда можешь остаться.
«Со мной» повисло в воздухе.
Дрок никогда не говорил, но постоянно подразумевал это.
В комнате было темно и пахло пылью, внизу слышались звуки музыки и смех куртизанок. За окном фонарщик зажигал уличные фонари, вечером освещались почти все улицы столицы.
Каждый раз это немедленно приковывало моё внимание. Молодой человек, скорее всего, студиозус магической столичной академии, в смешном цилиндре и длинном плаще медленно шёл вдоль дороги с небольшой тележкой и с высокой, спицей. Колёса у тележки тихо поскрипывали.
Он как раз остановился у ближайшего к нам фонаря, спицей открыл стеклянную дверцу шестиугольного светильника, несколькими пассами создал искрящейся голубой шарик и через секунду тот устремлялся ввысь.
Мостовую с тротуарами и состоятельными купеческими домами залил голубой свет, освещая и эту комнату.
Я взглянула на короля воров. Дрок полулежал на кровати. Думаю, у него болела спина, но он никому в этом не признавался. И поэтому, когда мог позволить себе расслабиться, всегда старался занять максимально комфортное положение.
Нет, у нас не случился роман и не было благодарного секса, хотя он сделал для меня больше, чем кто-либо за всю мою жизнь. Мне удалось удержать между нами тонкую грань дружбы и, я очень надеюсь, взаимного уважения.
И мне хотелось верить, что отдала долг сполна, когда спасла от смерти его сына.
— Я хочу легально практиковать, а здесь это невозможно, — спокойно ответила ему.
— Ты можешь и в столице открыть кабинет, — задумчиво, почти лениво проронил он.
— Подпольный? — с горечью ответила я и посмотрела опять в окно.
Этот разговор мы вели не первый раз, но нам никак не удавалось его закончить.
— Легальный, назови его какими-нибудь консультациями, и ни один чиновник не сможет к тебе придраться.
Я услышала скрип кроватных пружин и тяжёлые шаги за спиной. Дрок встал ко мне вплотную и обнял за плечи.
— Тебе не обязательно убегать, чтобы найти себя.
— В нашем мире говорят от себя не убежишь.
— Ну, вот видишь.
Я немного отступила и повернулась к нему лицом.
— Дрок, пойми, мне это нужно. Побыть наедине с собой, всё переосмыслить и почувствовать себя с человеком, а не куклой, которую переставляют постоянно в новые декорации. У меня скоро появится расстройство деперсонализации-дереализации, ведь все признаки налицо. У меня нет ощущения, что живу своей жизнью, словно смотрю телевизор, но не могу его выключить. Чувствую себя чужой, другой, потерянной, кажется, меня сейчас оторвёт от земли и понесёт куда-то, — с горячностью, которую не ожидала, проговорила я. — Более того, никогда
