покойные предки, а нечисть всякая. Ее ж не видно, а пакостить она любит.
Кажется, это невозможно понять, нужно запомнить. С другой стороны, если в этом мире можно убить мышь молнией, слетевшей с пальцев, то почему бы покойным предкам не приглядывать за потомками, благословляя хлебы, а всякой нечисти — не пакостить добрым людям?
И почему бы не лечить болезни, обмывая притолоки растворенной в воде золой? Нет уж, я готова смириться и с предками, и с нечистью, но не с попранием основ доказательной медицины!
Обнаружив, что я все еще стою на стуле, я спрыгнула, но Марья кинулась меня поддерживать, и приземление вышло неудачным. Столкнувшись с ней, я пошатнулась, кое-как уцепившись за подоконник, удержала равновесие. Няньке повезло меньше — пытаясь устоять на ногах, я нечаянно отпихнула ее, и бедная бабка свалилась на пол.
Перепугавшись — в таком возрасте падать просто смертельно опасно, я бросилась к ней.
— Прости меня, пожалуйста, я…
— Да что ты такое говоришь, касаточка! Это ж я, бестолковая, подвернулась.
Только бы не перелом шейки бедра! Но вроде нет — Марья подобрала под себя ноги и села, прижав к груди левую руку.
Не понравилось мне, как она ее держала. И как «осело» плечо, хоть под высоким окатом рукава душегреи разглядеть его было сложно.
Я присела рядом с Марьей.
— Дай-ка посмотрю.
— Да нечего там смотреть, ушибла. Разомну как следует, медом с водкой намажу, к утру и пройдет.
В доказательство своих слов она попыталась потереть больное плечо и вскрикнула.
— Сиди смирно, — велела я, добавив в голос металла.
Похоже, прежняя Настенька так не разговаривала, потому что нянька замерла, явно оторопев. Едва я прикоснулась к суставу, она вскрикнула и отшатнулась.
— Ага, пройдет, как же. Только хуже сделаешь, — сказала я, отстраняясь. — Никакого меда и никаких растираний. Вывих так не вправишь.
— Тебе почем знать, что это вывих?
— Что я, слепая, по-твоему? Вывихов не видела? — возмутилась я. — Давай сейчас повязку сделаю и за…
— Да где ты могла его видеть? Сейчас вот так руку примотаю, чтоб не болело. — Марья здоровой рукой прижала больную к животу очень характерным жестом. — Соли горячей приложу. К утру, глядишь, и отойдет.
Я ругнулась вслух. Что же мне делать? Правду не скажешь, а Настеньке Марья не поверит и не послушает. Судя по тому, что я успела узнать о своей предшественнице, была она взбалмошная и легкомысленная, такой свое здоровье точно доверять нельзя.
— Сколько раз я тебе повторяла, плохие это слова! — воскликнула Марья. — Вот дала бы тебе по губам!
Придумала!
— Виктор меня на курсы сестер милосердия отправил. Там научили, как переломы и вывихи распознавать и лечить.
— И ты согласилась? И в самом деле училась? — Нянька вытаращила на меня глаза.
— А что мне было делать? Он разводом грозился. Сказал, мозгов у меня нет…
Нянька попыталась всплеснуть руками. Ойкнула, снова прижав их к животу, а я продолжала вдохновенно врать:
— Так пусть хоть этому выучусь, глядишь, когда дети пойдут, пригодится — как болезнь распознать, когда самой что сделать а когда за доктором посылать. А он сам будет проверять, как учусь.
Надеюсь, Виктор никогда не узнает о напраслине, что я на него возвела. Хотя сейчас главное, чтобы Марья мне поверила. Это ж додуматься надо — греть вывих!
Нянька испытующе смотрела на меня. Я вздохнула. Возвела глаза к потолку, припоминая.
— Своевременное лечение вывихов плеча абсолютно необходимо для достижения оптимальных результатов у пациентов…
Глаза Марьи остекленели. Да уж, формулировки из справочников кого угодно в тоску вгонят. Все то же самое я могла бы рассказать просто — так, что и ребенок бы понял, но простое объяснение няньку бы не убедило, поэтому я продолжала радовать ее зубодробительными оборотами, извлеченными из недр памяти.
— Видать, и вправду ты училась, — покачала она головой, когда я прервалась вздохнуть. — Замудрено-то как… Старалась ради аспида этого, бедная. А он все равно с тобой разводиться собрался!
— Да плевать на него, — отмахнулась я. Помогла Марье подняться, усадила ее на стул. — Сейчас надо твоей рукой заняться, вывих вправить. Скажи, как до доктора добраться, я сбегаю.
— Какой доктор, о чем ты, касаточка! Слышала я, сколько доктор за свои услуги заламывает, нам с тобой век не расплатиться!
— Деньги можно заработать. А новая рука у тебя не вырастет.
— Куда ты в ночь пойдешь, заблудишься!
Может, и правда, я ведь даже из дома еще носа не высовывала. Но раз Евгений Петрович как-то до меня добрался, то и я до него доберусь. Впрочем, есть еще один вариант.
— Хорошо, пойду Петра растолкаю, пусть он меня отвезет. Или сам сбегает. Что будет быстрее — сани запрячь или так добежать?
Нянька вдруг бухнулась на колени — я даже подхватить ее не успела.
— Господом нашим заклинаю, не надо доктора, касаточка! Сказывают, Федор, лакей его, пьяный уснул, руку отлежал. Так доктор ее изрезал всю, мясо-то и вытекло, высохла рука. Федора погнали, само собой! А я как без руки?
Глубоко вздохнув, я подняла Марью с колен, возвращая на стул. Пожалуй, объяснять, что, вероятней всего, в несчастье кучера виноват не зловредный доктор, бесполезно. Видела я такое у себя на участке — уснул пьяный, передавил своим весом сосуды и нервы, ткани и омертвели. Правда, в наше время лечат не так. И все же повезло неведомому Федору, что жив остался: продукты распада мышц повреждают почки.
Но мне-то что делать?
— Марья, вывих нужно вправить. Давай я сама тебе помогу, если ты Евгения Петровича боишься.
Нянька вгляделась мне в лицо.
— Настенька, скажи как на духу, не смеешься ты надо мной? В самом деле что-то понимаешь или разыграть старуху решила?
Неужто от Настеньки можно было ожидать подобных розыгрышей?
— Памятью покойной маменьки клянусь, правду говорю, — сказала я. — Хочешь, расскажу, как делать? Надо лечь так, чтобы рука висела. Под ее тяжестью мышцы вытянутся и расслабятся, вправить вывих будет легче. Хотя все равно будет больно, тут тоже врать не стану.
Один минус был у моих визитов к родителям, зато здоровенный. В деревне все всех знают, и о том, что приехала «врачиха», весть разносилась мгновенно. До ФАПа за пять километров не набегаешься, особенно по распутице, так что начиналось
