неподалеку есть место для лагеря, – говорит капитан. Хэксэн-егерь, тяжесть которого я до сих пор ощущаю на своих плечах, хотя полоска крови, оставленная на шее его клинком, уже подсохла. – Проверьте все. Мы останемся здесь на ночь. А вы, трое, рассредоточьтесь. Хильда Эрнст, возможно, все еще где-то в этих лесах. Она не могла пересечь реку – если она сбежала в хаосе, который подняла эта
hexe, то может быть где-то поблизости. Вероятность небольшая, но проверить стоит.
– Капитан, а что насчет… – Голос смолкает. Затем тихо добавляет: – Ведьмы?
Я криво улыбаюсь. В словах молодого охотника слышится страх. Он придает мне сил, как веревка, брошенная в изрезанную трещинами пропасть.
– Тебе страшно, Йоханн? – поддразнивает кто-то. – Тогда, может, оставить тебя на страже?
Повисает пауза.
– Если это приказ. – Но, Дева, Мать и Старица, похоже, он в ужасе.
Я упираюсь плечом в стену фургона, отчего вся конструкция раскачивается, и это вызывает у Йоханна испуганный возглас, а затем невнятное бормотание, отчего я наполняюсь радостью.
Один из охотников смеется.
Другой ударяет кулаком по стенке фургона.
– Тихо там! – Это капитан.
– На самом деле я не издала ни единого звука, – язвлю я. Если бы я не была такой измученной, голодной и подавленной, смогла бы мыслить более рационально. Но сейчас единственное, что удерживает меня на плаву: звук отвращения и раздражения, который издает капитан.
– Я останусь на страже, – говорит он своим людям. – А вы идите.
В ответ раздается громкое «Ja, Kapitän!», а потом звук шагов удаляется от дороги и теряется в лесу. В тот момент, когда я понимаю, что мы одни, я вскакиваю и пинаю дверь.
– Ты собираешься меня выпускать?
Тишина.
Я хватаюсь за прутья – в этом ящике я не могу встать прямо, поэтому, чтобы выглянуть в окно, мне приходится пригнуться, – и тогда я вижу капитана, который стоит ко мне спиной.
Его руки скрещены на груди, спина прямая, как палка, на широкие плечи накинут безупречно чистый черный плащ. Этот плащ, темные волосы и глаза – капитана можно было бы принять за тень, если бы не его бледная кожа. Все в нем говорит, что он полностью контролирует ситуацию. Он выглядит так, словно его отлили из железной формы идеального хэксэн-егеря.
Ярость закипает во мне.
– Эй, я с тобой разговариваю!
Тишина.
Я дергаю за прутья.
– Ты не можешь держать меня здесь всю ночь, jäger. Где мне, по-твоему, справлять нужду?
Это заставляет его вздрогнуть.
– О, я оскорбила твои представления о том, как должна разговаривать женщина?
Он поворачивает ко мне голову, и я вижу его искаженный яростью профиль.
– Ты не женщина, – говорит он. – Ты ведьма.
– Я человек. – Он избегает встречаться со мной взглядом, но я пристально смотрю на его лицо. – Меня зовут Фридерика…
Он обрывает меня, взмахнув рукой:
– Твое имя не нужно для нашего…
– А мои друзья, кузины, люди, которых я люблю, зовут меня Фрици, вот так, arschloch [16].
Его челюсть напрягается. Я понимаю, что он запомнил мое имя. Это очеловечивает меня.
Был ли он в составе отряда, напавшего на мой ковен? Там царил хаос: бой и мечущиеся в воздухе заклинания, а затем подвал, огонь, дым…
– Зная имена людей, которых ты убиваешь, становится сложнее обрекать их на смерть? Хорошо. Не перечислить ли мне имена ведьм, которых вы сожгли? Начну с последних, в Бирэсборне, – говорю я, пытаясь найти его больное место.
Он отводит взгляд в сторону.
– Я путешествовал. В том патруле был коммандант Кирх. А имена не помешают хорошему охотнику выполнять свои обязанности.
Имя Кирх звучит во мне, как удар колокола, и эмоции вдруг переполняют меня.
– Ах, да, Кирх, ваш Всемогущий.
– Он не Всемогущий.
– Нет? О, верно, ведь он отчитывается перед архиепископом. Ваш коммандант, неумолимая рука этой чумы, которую вы осмеливаетесь называть святым человеком. Скажи честно, вы, охотники, видите лицо архиепископа, когда закрываете глаза во время молитвы? Или только когда закрываете глаза на его прихоти?
Его лицо багровеет.
– Обдумывай свои слова, hexe. Я не потерплю богохульства.
– Кстати говоря… как там коммандант? Вернулся в Трир? – Я балансирую на грани, но мне нужно знать. Лизель уже в Трире? Или ее все еще везут туда, как и меня? Может, она где-то неподалеку, возможно даже, этот отряд должен соединиться с отрядом комманданта Кирха.
Капитан не отвечает. Его лицо принимает суровое выражение, сухожилия на шее натягиваются, и он поджимает губы, но это не ненависть хэксэн-егеря к ведьме – тут что-то глубже. Что-то личное.
– Ты злишься на меня? – спрашиваю я. – Сердишься, что я задела тебя за живое или что не позволила арестовать сестру? Дуешься на меня, да?
Капитан резко поворачивается ко мне и делает шаг к фургону. Я замечаю, как он бросает взгляд на лес, проверяя, по-прежнему ли мы одни.
– Ты понятия не имеешь, во что ввязалась, – выплевывает он. – Годы планирования и…
– Ты понятия не имеешь, какой ты безнадежно больной, – бросаю я. – Мир был бы лучше, лишившись твоего присутствия. Подумай об этом, охотник: если бы ты умер, никто не стал бы тебя оплакивать, а соседи бы порадовались.
– А кто стал бы оплакивать тебя?
Мои губы приоткрываются, но ответ жестокий и краткий: никто.
Он видит, что задел меня. Но не улыбается, не радуется своей победе.
Он изучает меня. Его холодные карие глаза смотрят внимательно. Глаза, которые видели, как горели сотни людей. Глаза, которые наблюдали, как сопротивлялась охотникам его сестра.
В его взгляде нет ничего, пустота, от которой по телу у меня бегут мурашки.
С ненавистью я могу справиться. Я угадываю жажду власти и доминирования.
Но это безразличие? Он выглядит так, будто, не колеблясь, мог бы вонзить нож мне в сердце и оставить умирать на дороге.
Я задаюсь вопросом…
– Почему ты не убил меня? – спрашиваю, держась в тени подальше от окна.
Может, его и не было в Бирэсборне, но он не лучше тех, кто там оказался.
Его напряженное лицо немного смягчается.
– Зачем ты использовала магию в доме, полном хэксэн-егерей?
– Ты когда-нибудь отвечаешь на вопросы прямо?
– Ты недостойна ответов, hexe.
– Фрици. О Дева, Мать… – Я трясу головой. – Разговаривать с тобой то же, что беседовать со стеной. – Я думаю, что наш разговор окончен, и поворачиваюсь, чтобы сесть на скамейку.
Но капитан хмыкает.
– Что за заклинание ты применила?
Я замираю. Мои губы изгибаются, и я снова прижимаюсь к окну, позволяя охотнику увидеть мой гнев, мою решимость.
– Защита. Достаточная, чтобы позволить твоей сестре сбежать.
– Но вот этого я не могу понять, – говорит
