Хорошо, что я не успел ещё привыкнуть к тёплой мягкой постели – даже у милорда, у
которого эта постель для меня была, частенько приходилось засыпать за учебниками или в
оружейной, после отработки позиций и ударов. Это удачно, потому что здесь мне спать не
дадут.
Соседи смотрели на меня с разной степенью заинтересованности и ухмылялись. По-
хорошему надо было уйти, может, исполнять третью часть плана. Но показать этой своре
спину? Загрызут.
- Кланяйся, когда к тебе обращается граф, - с ленцой протянул тем временем рыжий.
А мой взгляд упёрся в медальон у него на шее: громадный медведь, рвущий ощерившегося
льва. Эмблема де Беардов – гувернантка долго и терпеливо вбивала в мою тупую голову
Лучшие Рода, и Древние рода, и Богатейшие рода. Де Беарды были из Древних. А
лордёныш с брильянтами рядом – наверняка из Богатейших. Или даже Лучших. Такой по
Мусорному переулку бы прошёл, и его бы живо в ближайшую канаву отправили, а
брильянтики поснимали. Но такие, как он, пешком, конечно, не ходят. А в Мусорный
переулок отправляют провинившихся слуг.
- Что, спину гнуть разучился, выскочка? – подал рыжий. И лордёныш-с-кольцами на этот
раз присоединился к нему:
- Какой позор! – патетично воскликнул он, трагично вздохнув. - Я, герцог де Шонсо,
родственник самого короля должен жить рядом с попрошайкой, бедняком, полжизни
проведшим на улице!
Лично я, бедняк, попрошайка и кто-то там ещё, вовсе не чувствовал себя польщённым от
близости ко мне Их Милостей. Скорее наоборот. Но подозревал, что если открою рот и
попытаюсь им это сказать, высокий мальтийский, вбитый в меня розгами и ремнём лорда
Джереми, улетучится в два счёта, и опозорюсь я дальше некуда.
Потому пока молчал. Но кочергу у здоровенного камина слева очень даже приметил. И
осторожно, по шажочку стал продвигаться к ней. Ни де Беард, ни этот, с кольцами
больших опасений не внушали – комплекция у нас была примерно одинаковая, я за время
жизни у милорда отъелся и тоже разжирел. Но во втором ряду на нижней кровати сидел
здоровенный темноволосый молодчик, больше напоминающий сына мясника или кузнеца,
чем аристократа. И вот он-то меня, я был уверен, в подкову быстренько свернёт – голыми
руками.
А рыжий, так и не дождавшись реакции, тем временем соскочил с полуразобранной
кровати и вальяжно двинулся ко мне:
- Будешь называть нас «милорд» и «господин». Или «Ваша Светлость», - вкрадчиво,
упиваясь вседозволенностью, протянул он. – Прислуживать нам, горшки, там, выносить, форму стирать, может, развлечёшь, когда без девчонок невмоготу будет – тогда позволим
тебе остаться.
- Знай своё место, чернь, - лениво добавил герцог-с-кольцами.
- Понял? – изогнул бровь рыжий. И сунул мне под нос руку в чёрной бархатной перчатке.
– Целуй. И, кстати, тебе положено встать на колени. Быстро на колени!
Дальнейшее застряло у него во рту вместе с кровью и осколком одного из красивых белых
зубов – я как раз добрался до кочерги.
И на колени он, кстати, передо мной встал очень даже замечательно…
***
- Зря ты так.
Ланс слизнул кровь с разбитой губы и запрокинул голову: нос мгновенно отозвался болью.
- Они тебе жить не дадут.
Ланс сглотнул полный рот крови.
- Тебе нужно к лекарю, - не сдавался голос. – Позвать?
Ланс снова с трудом сглотнул, и на это ушли все силы.
- Тогда возьми. Вот.
Ланс не шевельнулся, но «собеседник» был очень настойчив: к губам прижалось что-то
твёрдое и холодное. А спустя мгновение Ланс, закашлявшись, отобрал кубок и судорожно
принялся заглатывать холодную – до зубной немоты – воду.
- Сейчас, - шепнул голос, о котором мальчик уже забыл.
И почти сразу ко лбу прижалось что-то ледяное. Поползло, точно змея, к щекам, рту,
шее… И лишь спустя долгие мгновения Ланс осознал, что его кто-то осторожно обтирает
мокрой тряпкой. Точнее, шёлковым платком с узорчатым вензелем «А.Р.». А, скосив глаза, увидел и обладателя платка – толстого, круглого мальчишку с золотистыми кудряшками и
пухлыми губами. Руки у него тоже были пухлые. Собравшись с силами Ланс выдохнул:
«Спасибо».
Круглый мальчик расплылся в улыбке, убрав платок.
- Ты не перечь им, - посоветовал он. - И они тебя не тронут. Ну, так, если только чуть-чуть.
Но терпимо, в общем-то. А так, чего ты добился? – он укоризненно посмотрел на Ланса.
- Ты не перечишь? – слизывая кровь, поинтересовался Ланс, и мальчишка-толстячок
нахмурился.
- Ты не понимаешь… Я второй сын, мне не быть наследником. Я всегда буду
прислуживать. И ты, - убеждённо добавил он, - тоже будешь.
- Да пошёл ты, - хмуро буркнул Ланс, оглядывая расплывчатую фигуру толстяка. – Давай, вперёд. Их ночные горшки и грязные шмотки тебя уже заждались.
И отвернулся.
Скрипнула кровать – толстячок встал и, шаркая шерстяными домашними туфлями,
действительно ушёл.
Больше с Лансом никто не разговаривал – и так он пролежал до вечера, больной и
голодный – свернувшись, калачиком, наблюдая, прислушиваясь. А когда после заката
сокурсники убрались на ужин в замковый общий зал, осторожно перевернулся на живот и
закусил подушку, давя ком в горле.
***
Сбегу, хоть в бездну, сбегу…
Побег отложился на сутки – кочерга кочергой, а кулаки у того крепыша всё равно
оказались, что надо. И, судя по глазам, бычок этот думать не умел. За него тот, с кольцами, думал. Мне от этого было, конечно, не легче.
Ночь мне дали отлежаться, а потом оттащили прямо в местный карцер – продуваемую
всеми ветрами комнату на вершине какой-то из башен. Для местных изнеженных
аристократиков комната, наверное, казалась ужасной – каменная, сырая, с огромными
дырами в стенах, смотрящими невесть куда, грязная, мыши бегают, вода капает – ну
только что цепи не присобачили для полного устрашения.
А мне жуть как понравилась: можно сказать, домой наконец-то попал. Дыры? Да и бездна
с ними – я исследовал все, куда смог протиснуться. И выяснил, что тайных ходов в замке
немерено, надо только тихонько ходить под комнатой, кажется, директора, и парой
«казарм». Многие туннели, правда, пересекались коваными решётками с тяжёлыми,
основательными замками. Но это ничего, гвоздь, переделанный в отмычку, их быстренько
откроет. В карцере гвоздей не было, но я заприметил парочку подходящих в нашей
