– И ты тоже?
Вот и столица. Кабриолет свернул в какой-то проулок на окраине и остановился возле клуба. Вывеска сообщала о том, что сегодня выступают “Пацаны”, группа, которая со своим бойким рок-н-роллом почти добралась до популярности. Возле клуба хохотали барышни, пьяные в лоскуты. Охранники, которые их выставили, смотрели на девиц с укоризненным презрением. Розовое платье одной из них было мокрым – похоже, девушка вылила на себя коктейль.
– Я скажу тебе честно, – произнес Андреа, расстегивая ремень безопасности. – Если я выбрал женщину, то трогательно храню ей верность. Как голубь.
Почему-то это не прозвучало язвительно или ехидно. Почему-то ему хотелось верить.
– И где сейчас твоя женщина? – поинтересовалась Джемма, выходя из машины. Андреа улыбнулся, но глаза остались холодными и грустными.
– Моя жена погибла четыре года назад, – с протокольной сухостью ответил он, запирая автомобиль. – С тех пор у меня никого нет… но думаю, скоро все изменится.
– А как же то, что ты не пропустишь ни одной красивой женщины?
Андреа улыбнулся. Охранник узнал его – открыл двери, и, когда Андреа мягко опустил руку на спину Джеммы и подтолкнул вперед, ей вдруг показалось, что она входит в новый, незнакомый и пугающий кусок своей жизни.
Но она хотя бы была в нем не одна. Уже хорошо.
– Ты первая красивая за эти годы, – совершенно серьезно произнес Андреа. – И сильная. Убийственное сочетание.
Клуб был полон. К маленькой сцене, где играли “Пацаны”, было не протолкнуться. Раскованный, бодрый ритм их музыки пульсировал в ушах, и Джемма вдруг обо всем забыла, словно ее прошлая жизнь осталась где-то там, за дверями этого маленького клуба. Пахло потом и фруктовыми духами от девушек в ярких платьях – в моде снова были рукава-фонарики и юбки-колокольчики с жестким пышным подъюбником, сверкали лакированные ботинки парней, официантки скользили с подносами среди слушателей, разнося высокие бокалы с пестрыми коктейлями. Джемма нырнула в эту беззаботную жизнь и сделалась другой – не бывшей драконьей долей, которую предали и выставили на посмешище, а просто девушкой, которая пришла послушать музыку.
Мир вдруг сделался маленьким и тесным – но его наполняла музыка, и Джемма больше не была одна.
“Пацанов” было трое – один, с лихо закрученным коком темных волос, играл на гитаре, второй сидел за барабанной установкой, третий был контрабасистом. Джемма и Андреа вдруг оказались почти у сцены – песня закончилась, и гитарист, лихо тряхнув головой, белозубо улыбнулся на весь зал и прильнул к микрофону почти в поцелуе:
– Спасибо! Спасибо, спасибо всем вам! А теперь та песня, которую вы так полюбили – “Дождик!”
Зрители зааплодировали, поддержав его восторженными возгласами – и Джемма тоже захлопала в ладоши, хотя никогда не слышала этого “Дождика” и во второй раз в жизни слышала “Пацанов”. Музыка побежала по клубу, словно бойкие бусины – рассыпались, разлетелись с нити, попробуй теперь собери. Где-то Гилберт, возможно, пытался найти пропавшую драконью долю, где-то огромный мир жил своей прекрасной и пугающей жизнью, а здесь, в клубе, Андреа взял Джемму за руку и негромко предложил:
– Потанцуем?
– Я не умею, – призналась Джемма и в следующий миг уже куда-то летела в чужих сильных руках.
Андреа смотрел неотрывно – его глаза были наполнены темным весельем. Музыка окутывала огненным покрывалом, отдаваясь в груди уверенным сокрушающим ритмом, который перебивал биение сердца. Это было похоже на магию – могущественную, способную растереть в порошок, но эта сила почему-то говорила: я не причиню тебе вреда. Я не сделаю тебе больно. Все будет хорошо, просто танцуй.
И Джемма танцевала.
Удар музыки – и сразу же рывок к партнеру, и тотчас же – скользнуть в сторону, но не размыкать рук. Музыка становилась все энергичнее и быстрее, и танец наполнялся яростью и почти безумием.
Быстрее. Ближе. Еще ближе.
Музыка звала за собой, словно голос дудочки сказочного Крысолова, который когда-то увел из города всех невинных девушек – иди, беги под дождем, освободись. Все будет хорошо, пока звучит музыка и длится танец, пока Андреа смотрит так, словно только Джемма имеет значение.
Ближе – и дальше. Совсем рядом, вплотную, кожа к коже – и вновь подхватывает ветром и уносит, и почему-то от этого становилось легче, словно музыка и танец вытряхивали из души все плохое, все, что могло причинить боль. Джемме сделалось весело – и веселье было похоже на пламя, которое потекло по венам, превращая ее в кого-то другого, не в себя. И эта другая, смелая молодая женщина танцевала с Андреа Сальцхоффом, хотя до этого считала, что не умеет танцевать.
И все было неважно.
– Сдаюсь, – прошептала Джемма, когда песня закончилась и музыка оборвалась, словно летний дождь, который налетает, окатывает с ног до головы, и уходит. Ноги гудели, тело казалось чужим, но танец выбил из нее всю боль, которую причинил Гилберт. Танец все исправил и исцелил. Зрители аплодировали “Пацанам”, у Джеммы шумело в ушах – Андреа прижал ее к себе правой рукой, левую поднял с пальцами в виде буквы V: его узнали, и Джемма отметила, что такой вот выход в люди имеет значение для политика.
Пока драконы пили и жрали в своих башнях, Андреа Сальцхофф был с людьми на окраине города. Не заливал в себя вино по тысяче лир за бутылку, не портил барышень – просто танцевал, просто был своим.
Он все делал правильно. И Джемма не знала, почему ей от этого так жутко.
***
– Фро Сомерсет? Фро Сомерсет, простите, но… вам уже пора. Эмерент и Хавальд ждут вас уже два часа.
“Меня сейчас вырвет”, – подумал Гилберт.
Сил хватило на то, чтобы переползти к краю кровати и открыть глаза. Его собственная спальня – так, уже хорошо. В голове плавала боль, желудок сминали спазмы тошноты, все кругом кружилось и качалось, но Гилберта все-таки не вырвало.
– Фро Сомерсет?
А, это Клайв, его личный помощник – ответственный и серьезный парень, который был слишком ограничен, чтобы претендовать на что-то посолиднее, чем ассистировать Гилберту…
– Я сейчас, – прошептал Гилберт, и слова скомкались в горле.
Какое-то время он лежал, бездумно глядя в потолок и пытаясь понять, что произошло. Он давно не напивался до такого состояния, с чего бы ему напиваться сейчас?
Где он вообще вчера был?
Мочевой пузырь нетерпеливо напомнил о себе, твердо обещая подмочить репутацию. Гилберт спустил ноги с кровати и босиком поковылял в ванную, стараясь ни за что не зацепиться по пути. Нет, это не было похоже на похмелье. Слишком уж ломило виски. Наверно, он заболел – надо развести в горячей воде пару пакетиков жаропонижающего, станет легче. Молодой растрепанный мужчина, который мелькнул в зеркале, был похож на мертвеца – конечно, если у мертвецов бывают засосы на шее и отпечатки помады.
Стоп. Помада.
Гилберт подошел к зеркалу, оперся о раковину. У Джеммы была другая помада, бледно-розовая, почти незаметная. А этот красный оттенок предпочитала…
Сибилла? Откуда, дьявол ее побери, она взялась?
От удивления его даже тошнить перестало.
– Фро Сомерсет? – окликнул Клайв. – У вас через полчаса совещание по финансированию “Красотки” во втором полугодии.
– Я сейчас, – только и смог повторить Гилберт.
Вернувшись в спальню, он почти рухнул на кровать, подтянул к себе телефон и набрал номер квартиры в Малой Стране. Через два гудка трубку сняла служанка и на просьбу позвать Джемму сообщила:
– Фро Гилберт, она не ночевала. Тут час назад пришли люди из офиса Сальцхоффа и забрали ее вещи.
Гилберт не знал, был ли он пьян или болен, но эта новость сразу же привела его в себя, стряхнула болезненное оцепенение и маету. Джемма у Андреа Сальцхоффа, и он приказал забрать ее вещи? Это что еще за новости?
Минувший день казался черным провалом с обугленными краями – Сибилла Бувье пела в нем свою песню о том, что каждый хоть однажды, но полюбит, и от этой песни волосы начинали шевелиться на голове. Гилберт торопливо привел себя в порядок и быстрым шагом покинул дом, не зная, что собирается делать, но чувствуя всем своим драконьим естеством – случилось что-то очень плохое. Непоправимое. Клайв несся за ним с папкой документов в руках, торопливо рассказывая о том, что запланировано на сегодня, что пришлось передвинуть, а что и отменить из-за того, что он не смог разбудить босса вовремя.
