— Мне цветы нужны…
Она к мостику подплыла и руками перепончатыми, как плавники у рыбы, за доски взялась.
— Дам цветы… а ты мне взамен ноги свои отдашь. Хочу по земле ходить, как ты. Снится она мне, земля.
— Ноги?
Сердце замерло… Представила себе, как она мне ноги резать будет, и затошнило меня. Но я выдохнула и руки сцепила.
— Аспиду сердце верну и отдам тебе ноги.
Заплескалась ведьма, заметалась.
— О боги морские, отдаст… добровольно. Отдаст мне… Но я сказать должна. Обязана. А вдруг передумает… надо сказать, — как будто сама с собой говорит, а потом на меня посмотрела, — Навсегда отдашь. А сама в воду уйдешь… к отцу своему, к Владыке. К Властибору. И навсегда с хвостом рыбьим останешься, как и положено русалке.
Я словно задохнулась, стало тяжело дышать, и сердце забилось очень быстро.
— Властибору… я?
— Дочь ты его. Потом все узнаешь. Не мне тебе рассказывать.
— Цветы давай.
Она нырнула в воду и несколько минут не появлялась. А я тревожно смотрела на полоску, светлеющую где-то за макушками деревьев. Ведьма появилась с другой стороны и протянула мне глиняный кувшин.
— Пей… на рассвете твои ноги в хвост превратятся. Не успеешь к воде попасть, иссохнешь за считанные минуты. Тело твое из-за магии человеческим было… а так столько лет без воды. Время вспять повернется и погибнешь.
— А цветы?
— Так вот они, — и руку ко мне протянула, волосы мои тронула. Я вздрогнула и увидела, как в прядях волос завиваются золотистые звездочки, мелкие, как головка булавки. — Зелье я тебе дала. Обратно-живое. Цветка одного хватит… чтобы оживить. Сердце вернешь. Цветок между губ ему положишь и обратно беги что есть мочи к воде. Не то погибнешь. Времени у тебя час от силы.
— А как найти мне его… как?
— Сердце дорогу покажет. Чем ярче сверкает, тем ближе ты к нему.
— А не успею… до рассвета…
— Оба умрете. И… не сбудется пророчество. Может, и к лучшему.
Сказала и под водой исчезла, только хвост в воздухе метнулся.
ГЛАВА 10
Час… он же, как минута, как секунда. Я бегу, ноги в кровь сбила. И все не туда. Сердце то огнем полыхает, то гаснет. НЕ могу дорогу найти. А полоска света над деревьями все ярче, все светлее становится. На тон, на два, на три.
Веди меня, любимое, веди, пожалуйста. Побыстрее. Не успею. О себе и не думаю, только о нем. Как представлю, что лежит там. Один. Брошенный. В груди боль разливается сильная, безумная.
Набрела на деревья срубленные, нет прохода дальше. В тупике я. И куда дальше? Сердце полыхает. Только шаг назад сделаю, как гаснет оно… Остается лишь одна дорога — в обход. Тропинка уходит далеко-далеко в сумрак предутренний. От отчаяния кричать хочется. А через деревья не перебраться. Как будто нарочно их здесь в кучу свалили, чтобы я не прошла.
Побежала по тропинке, а она петляет между деревьями, и ни конца, ни края ей не видно. Все светлее и светлее становится. Впереди деревья наконец расступились, и вижу поле с пшеницей, колыхающейся на ветру, как море с волнами. Вскрикнула от радости, побежала быстрее и вдруг, как подкосило меня. Упала на колени и встать не могу. НЕ слушаются ноги. Онемели до самых бедер, висят плетьми. Если рукой провести, чувствую прикосновение, а встать не могу. Слезы на глаза навернулись… И как быть? Как дальше бежать? Солнышко, родненькое, подожди, не свети.
Ободрала подол платья, сердце в него положила, вокруг шеи привязала и поползла. Руками отталкиваясь и волоча за собой непослушные ноги. А под ладонями трава острая, как лезвия. Режет плоть до крови. А я не думаю об этом. Вперед смотрю. Как приближается поле. Медленно. Невероятно медленно. Руки напряжения не выдерживают, упасть нельзя — сердце на мне. Ползу и плачу, Солнцу молюсь. Обессилела, но остановиться не могу, краем глаза вижу, как кожа на ногах темнеет. И мне страшно. Так страшно, как никогда еще не было. Нет, не за себя. А то, что не успею доползти.
Совсем рядом колосья волнуются, шуршат на ветру, шепчутся, и мне уже видно, как там, на жутком ристалище лежат воины. И кровь черная, драконья ручейками стекает к тропинке. Все войско Нияна здесь осталось… Из-за меня.
— Ниян… мой. Иду к тебе. Иду…
Последними рывками. Быстрее. Из последних сил. Дотянуться, успеть…
Увидела издалека доспехи его черные и руки, раскинутые в стороны. Как в видениях моих… как в самых жутких кошмарах. Мертвый лежит. Такой красивый, такой величественный. Вскрикнула, оперлась на руки, подтягиваясь быстрее, не замечая, как от стертых ладоней остаются кровавые следы.
Дотянулась и почувствовала, как все тело свело судорогой, как пересохло в горле, как стало тяжело дышать. Как будто воздух больше не нужен… а что-то другое нужно, но его нет. Мою кожу жжет, мои внутренности горят. Мне кажется, я пересыхаю. Склонившись над мертвенно-бледным лицом Нияна, стаскиваю с себя повязку с сердцем. От одного взгляда на развороченную грудину боль нечеловеческая разрывает на части. Руки потрескавшиеся, сухие тяну к нему. А они дрожат. Сердце горящее в грудину вложила… и плакать не могу. Глаза сухие до адской боли. Смотрю на него и вижу — не бьется. Не трепещется, и огонь все слабее и слабее. Как же хочется заорать, завопить. А я не могу. Голоса нет больше, в горле так сухо, что ни звука не выходит. Только рот открываю… как рыба, выброшенная на песок. Я и есть рыба… не человек, никто.
Кричу ему мысленно. А вдруг услышит. Вдруг связь наша не потеряна… Вдруг обманул меня Вий.
Руками на грудь его опираюсь и вдруг под ладонями ощутила что-то круглое, твердое. За пазухой сбоку в платяном мешочке. Сдернула шнурок, раскрыла — а там кольцо мое. На палец надела, и оно в мою плоть зубьями впилось, вошло под кожу.
"Твоя я, Ниян, твоя только. К тебе пришла и возле тебя смерть свою встречу… Только открой глаза, любимый, пусть сердце твое забьется. Пусть не напрасно все будет"
Кричу, а он не шевелится, и огонь в сердце гаснет, слабеет. В животе что-то дернулось, трепыхнулось, нежно-нежно, как лепестки цветка касаются кожи, и я окровавленную руку к нему прижала, а потом ладонь Нияна схватила. Безжизненную. Холодную. Пусть сына своего коснется. Пусть ощутит, как колотится его сердце.
"Чувствуешь? Сын наш бьется. Умирает за тебя… и я умираю. Любый мой. Неужели напрасно? Неужели не услышишь? Не почувствуешь нас? Мне ведь без тебя до воды уже не добраться…"
Взгляд перевела на свои ноги, а они в хвост срослись. Серебристый, чешуйчатый… дымится хвост от солнца, как и кожа моя. Из глаз что-то на грудь капнуло Аспиду… Красными каплями. То слезы мои перестали быть человеческими и стали кровавыми.
"Не плачут русалки слезами… кровью плачут" — чей голос сказал, не знаю, только растаял в воздухе голос этот, исчез.
Дыхание прекратилось. Не могу больше ни вздоха сделать. Хватаю ртом… а нет больше воздуха. В глазах темнеет. И сквозь темноту вижу лицо его такое красивое, такое родное и такое бледное до синевы. Не получилось у меня. Всех погубила. И себя, и малыш, и… Нияна не спасла.
Сильнее руку его к животу прижала, голову на плечо склонила, и хватая открытым ртом воздух, почувствовала, как проваливаюсь в черную бездну.
* * *
Она змеей между кустами ползла, боялась не успеть. Жаль, не может птицей стать, как волхв проклятый. Только ползать, пока проклятие снято не будет… А снять его только истинный владыка смогет. А она, Пелагея, знала, кто истинным здесь был. И если не успеет дочь царя морского, не сбудется пророчество… Погрузится Навь во мрак. Исчезнет солнце, и все в тень обратится.
Пелагея увидела, как Аспид с диким криком глаза открыл. С воем адским, от которого кровь в жилах застыла. Рывком поднялся и задохнулся… глядя на Ждану, лежащую на нем, почти прозрачную, голубоватую, с синими губами и с тонкой пергаментной кожей, через которую просвечиваются венки. Уже не дышит. Только жабры за ушками перламутровыми раздуваются. Живая еще… но недолго осталось. Считанные минуты. Он мечется, не знает, что происходит. Кричит, приподнимает ее за плечи и, лицо окровавленное, грязное вверх запрокидывая, орет с такой силой, что земля ходуном ходит, и снова к ней. Рука к животу вместе с ее рукой прижата. Чувствует, как малыш бьется, мечется. И кричит Аспид от боли так, что деревья рядом с ним выкорчевываются и на землю с грохотом падают.
