– Он вылечил меня, когда я болела легочной горячкой, – продолжала Эмма. – И потом приходил несколько раз, но держался в стороне. Я не знаю, зачем ему было за мной наблюдать.
Шеф вынул трубку и снова сунул в рот, закусил зубами.
– Может, видел в вас добычу? – предположил он. – Это знаете, так наблюдают за тем, как растут животные на ферме. Жирок нагуливают, все такое. А по осени под нож.
Эмма поежилась. Представила, как могла бы оказаться без дома в Йолле, и Галхаад снес бы ей голову серебряной косой. Может, он и правда видел в ней очередной трофей?
– Меня больше интересует, почему фейери до сих пор не наводнили Дартмун, – сказал Коннор. – Убит один из них, а они ничего не делают. Я не верю, что они не заметили, что его нет.
Шеф Брауни пожал плечами.
– Может, он тоже изгнанник вроде Тавиэля?
– Уши-то целы, – парировал Коннор, и шеф кивнул.
– Да. Уши не обрезаны. Возможно, сочли, что с него хватит проломленной башки.
Коннор окинул Эмму пристальным цепким взглядом, словно хотел увидеть то, что в ней видел Галхаад, и произнес:
– Вызывайте этого изгнанника на допрос, шеф. И что там у вас с инструментами?
***
Инструментов в Дартмунском отделении полиции было немного, но все содержались в идеальном состоянии, и сразу было понятно, что тут никто не умеет с ними работать. Коннор выбрал маленький изогнутый нож и, крутя его в пальцах, смотрел в окно: Тавиэль, сегодня одетый в подчеркнуто скромный серый костюм, шел к отделению полиции и выглядел дерзко и независимо.
– Хитрая он дрянь, – прокомментировал Шон, высоченный парняга с такой рыжей шевелюрой, что казалось, будто в кабинете горит еще одна лампа. Шона отделили в помощники столичному профи, и молодой полицейский едва не раскрывал рот от уважения.
– Почему дрянь? – поинтересовался Коннор, хотя прекрасно знал ответ. Шон фыркнул.
– Ну вы гляньте на него, вашбродь! Так ведь и высматривает, где что плохо лежит, да как бы это прикарманить. Ну и это… – Шон замялся, почесал ухо. – До девок большой охотник.
– У тебя он, что ли, кого отбил? – сварливо осведомился шеф Брауни, который заглянул в кабинет и протянул Коннору папку с дагерротипическим снимком эльфа на крышке. «Тавиэль Ивин Энтабен», – прочел Коннор и спросил:
– У вас по всем жителям поселка есть такие папки?
Любопытно было бы заглянуть в папку Эммы.
– Не по всем, – ответил шеф. – Но Тавиэль сразу проходил у нас по особому разряду. Все же бывший фейери, изгнанник. Они там под холмами все, конечно, букеты добродетелей, но этот особый цветочек. Хотя держится мирно и проблем не создает. Ну девок портит, это да, но кто без греха?
Коннор понимающе кивнул. На конопатой физиономии Шона румянцем расцвела искренняя обида. В двери постучали, и второй полицейский, кажется, его звали Уилл, ввел в кабинет эльфа. Тот держался с независимым и спокойным достоинством, но Коннор чувствовал за ним тот страх, который наполнял всех, приближавшихся к нему на работе.
– Шеф Брауни, господин Осборн, – эльф поклонился с очарованием столичного щеголя. – Чем обязан?
Коннор представил, как ему обрезали уши, и Тавиэль поймал его взгляд и слегка потемнел лицом.
– Садитесь! – не утруждая себя поклонами и приветствиями, шеф указал на свободный табурет; Тавиэль послушно сел, положил маленькую круглую шляпу на край стола. – У нас к вам пара вопросов, Тавиэль.
– Я к вашим услугам, – сухо ответил эльф. Коннор кивнул и сел напротив.
– Так за что, говорите, вас изгнали? – осведомился он, небрежно играя ножом. Левая бровь Тавиэля едва заметно дрогнула, но больше он никак не показал ни волнения, ни страха.
– Я стал любовником девы из знатного рода, – чопорно произнес он. – Забрал ее невинность. Она была бракованной, никто не взял бы ее замуж. Поэтому меня просто изгнали, а не убили.
Коннор протянул руку и ласково, почти любовно скользнул пальцами по обрезанному уху – Тавиэль дернулся в сторону, и в его глазах наконец-то появились нужные чувства: страх, брезгливость и понимание, что его собственная судьба теперь непредсказуема. Шеф Брауни и Шон встали в сторонке, глядя на работу профессионала и с трудом подавляя желание вынуть блокноты и конспектировать.
– Вы были фейери, одним из владык земли, – вкрадчиво промолвил Коннор. – А стали эльфом. Эль-фаи-ни, так, кажется, это правильно звучит. Преступный изгнанник, которому закрыта дорога домой. Это Галхаад обрезал вам уши?
Тавиэль молчал, лишь вздрогнул, услышав имя убитого фейери, и Коннор подумал, что он на правильном пути. Он с той же мягкостью прошелся пальцами по щеке эльфа и едва слышно прошептал:
– Что еще он с тобой сделал? Рассказывай, не стесняйся. Дальше нас это не уйдет.
Стоило бросить взгляд на стражей порядка, как становилось ясно: если будет надобность, они молчать не будут. Но Тавиэль не смотрел – он не сводил взгляда с Коннора, и в его взгляде теперь плескалась паника. «Ловко же тебя там отделали», – подумал Коннор, и Тавиэль выдохнул, не глядя в сторону полицейских:
– Шеф Брауни, прошу вас. Пусть уберет руки.
Шеф Брауни и бровью не повел. Коннор усмехнулся.
– И вы до сих пор доказываете свою мужественность, – сказал он. – Себе в первую очередь. Стать военным и отправиться куда-нибудь в Пески к дикарям вы не можете, вас просто не возьмут. Остается только нежный пол. Вас ведь пытали, я узнаю это выражение. Галхаад и пытал. И вы не могли не расквитаться с ним, и проломили ему голову, когда он оказался на земле.
Тавиэль вздрогнул всем телом, отшатнулся и глухо забормотал что-то на своем языке – Коннор смог разобрать лишь «ублюдок» и брань. Он слегка встряхнул эльфа за плечо:
– Тихо, тихо! Я согласен, что он ублюдок, но по-нашему, пожалуйста.
Тавиэль усмехнулся. Устало откинулся на спинку стула.
– Галхаад мертв? – спросил он, и Коннор ответил вопросом на вопрос:
– А разве вы не знаете?
– Вы правы, он меня пытал, – кивнул Тавиэль. – Галхаад был у нас мастером над болью, понимаете, что это значит?
– Кто-то вроде палача? – негромко предположил шеф Брауни. Тавиэль снова качнул головой.
– Да. Он резал мне уши и снял две полосы кожи со спины. Родителям девушки на пояса.
Что ж, это было вполне в традициях фейери. Коннор представил, как они носят пояса из кожи сородича, украшенные золотыми вставками, и невольно подумал: а моральным уродом называют меня. Впрочем, у хозяев земли другая мораль.
– А еще он надругался над вами, – сказал Коннор, надеясь, что понимание в его голосе звучит вполне искренне, и Тавиэль посмотрел так, словно это Коннор начал резать ему уши.
– Нет, – ответил он. – Этого не было.
Шеф Брауни и Шон смотрели с одинаковым выражением: сочувствовали и жалели. Тавиэль отвернулся к окну.
– Галхаад мертв, и вы знаете его имя, – сказал он. – Даже боюсь спрашивать, что случилось.
– Его убили, – Коннор откинулся на спинку неудобного жесткого стула и подумал, что устал. Допрос всегда выматывает, особенно такой, при котором надо заглядывать в душу. У Тавиэля там было темно и холодно. – Тело подбросили ко мне в сад. Служанка сказала, что Галхаад много лет следил за миледи Эммой. В каком-то смысле заботился о ней.
Тавиэль вопросительно вскинул брови.
– Заботился? Галхаад ни о ком и никогда не заботился. Он хорошо умел убивать и пытать, но забота – это уже не по его части.
Коннор прекрасно его понимал. Никто не хочет видеть нормальные, правильные качества в своем мучителе.
– Расскажите нам о нем, Тавиэль, – предложил он. – Все, что знаете. Я хочу понять, почему фейери не пришли за ним.
Галхаада принесли в отделение полиции, и им сразу же занялись две старухи из поселка, которые всегда готовили мертвецов к погребению. Эмма знала, что им все равно, кого омывать и одевать, человека или фейери. Повинуясь странному далекому чувству, она вынула кошелек и вручила каждой по золотой кроне.
– Сделайте все… – Эмма замялась, не умея подобрать слова. – Как полагается.
