— Видела, значит, что бывает с теми, кто слышит Песнь Кобальта?
— Видела, — прошептала чуть слышно, а перед глазами опять деревня разоренная появилась, маменька оседающая на землю. Но ярче всего отпечаталось в памяти счастливое лицо Тамиллы, собирающейся на Смотрины. Как взметнулись волосы, золотым шелком отливая на солнце, когда в повозку забиралась. Как махала рукой на прощание, еще не зная, что своим даром всю деревню на погибель обречет.
— Почему не спрашиваешь, куда мы тебя везем? — продолжал допытываться тьерд. И Дэни показалось, что пытается рассмотреть ее, вытащить на поверхность то, что спрятано. По голосу, по жестам считывает, изучает. Неприятное чувство. Поежившись, обхватила себя руками за плечи и ответила не таясь:
— Я знаю, куда вы меня везете.
— Да-а? — протянул он, и в голосе насмешка проскочила.
— В запретный город, — не смогла вслух произнести название его, словно беду боялась накликать. Хотя куда уж больше? И так увязла по маковку, не выплыть, не отмыться, — думаете, что я помогу Ильфид разрушенный восстановить.
На поляне повисло молчание. Не видела она, как тъерды меж собой удивленно переглянулись, потом раздался другой голос, лучника, что растянулся возле костра, подперев щеку рукой.
— Ты умнее, чем кажешься на первый взгляд.
Не удержавшись, бросила в его сторону сердитый взгляд. Пусть она из деревни глухой, но это не значит, что дура бестолковая!
Он усмехнулся:
— И смелее.
Тут же снова сжалась. Зачем на него так посмотрела? Нельзя их злить! Никак нельзя! Пусть думают, что слабая и нерешительная!
— Откуда тебе это известно? — снова подал голос их предводитель.
— Тетушка рассказала. В драконьих городах в библиотеках работала, вот и знает многое, — нервно облизала потрескавшиеся губы. Не нравилось ей с ними разговаривать, интерес не нравился, что в темных глазах отсвечивал.
Один из них, что молча сидел по правую руку, поднялся и подошел ближе. Отпрянула, прижимаясь спиной к дереву. Неужели сказала что лишнее?
Он протянул ей флягу:
— Пей.
— Не хочу.
— Хочешь. Голос хрипит, как несмазанные ворота.
От нелестного сравнения покраснела до кончиков волос, покосилась в сторону фляги. Вдруг яд?
— Бери уже — хмыкнул он, — не бойся, не отравим. Сама понимаешь, что живой нужна.
С опаской приняла сосуд и, открутив крышку поцарапанную, сделала несколько глотков осторожных, подозрительно поглядывая в сторону остальных.
Просто вода, нагревшаяся. Не очень приятная на вкус, но вода. Еще немного попила и вернула флягу, тихо прошелестев неуверенное «спасибо».
— Скажи-ка мне вот что… — начал было лучник, но замолчал, вскинув встревоженный взгляд к небу. Остальные поступили также, подобрались, головы кверху задрали, высматривая что-то сквозь крону густую.
Дэниэль тоже посмотрела, не понимая, что происходит.
По ночам небо в середине лета особенно темное, а звезды сияли драгоценными камнями на черном бархате. Что же встревожило воинов бывалых?
Тут звук раздался свистящий, словно прут воздух рассекает, и гигантская тень скользнула над ними, закрывая собой мерцающие огни.
Дракон!
Пролетел над ними, крылья раскинув, напугав до смерти.
Ее искал! Поняла это; почувствовала, когда дрожь по плечам пробежала.
Удалось ей уйти от людей обычных, так змей крылатый по следу отправился.
— Это за… — чуть было не спросила вслух.
Цыкнул на нее предводитель, а потом глухим шепотом приказал:
— Спать ложись. Завтра с рассветом в путь отправимся, — и взглядом таким недобрым наградил, что спорить расхотелось.
Свернулась клубочком, подложила ладонь под щеку и из-под полуприкрытых век за остальными наблюдала. Как в полной тишине костер притушили, лошадей проверили. Трое примостились на земле, готовясь ко сну, а один остался на посту. Подсев ближе к еле тлеющему огню, сидел, прислушиваясь, то и дело на небо поглядывая.
***
Утро было немилосердным. Тряхнул ее за плечо один из тъердов. Спросонья испугалась, увидев склонившегося над ней мужчину. В утреннем сумраке показался тенью зловещей.
— Подъем, — скомандовал он и отошел к лошадям.
Дэниэль со стоном приподнялась на руках, села, морщась от боли. Все тело ломило, будто палками били да в жернова закидывали.
Мужчины наоборот были суровы, собраны, полны энергии. Быстро сворачивали маленький лагерь, не оставляя после себя и следа.
Кое-как поднялась на ноги, и сделала в сторону зарослей шаг неловкий.
— Куда? — тотчас раздался оклик суровый.
Залилась краской пунцовой по самую макушку, взглядом впилась в подол старенького платья и пролепетала себе под нос:
— Надо мне.
Воин смерил ее пронзительным взглядом, от которого провалиться сквозь землю готова была, и кивнул:
— Далеко не отходи. Пять минут у тебя есть. Не вернешься — пойду на поиски.
Сгорая от стыда, скрылась меж зеленых тяжелых ветвей, прихрамывая, отошла подальше, так чтоб поляну и тъердов ненавистных видно не было.
Присела, быстро сделав свои дела и тревожно осматриваясь по сторонам. Торопливо поправила одежду, жалея о том, что ручья поблизости нет студеного. Умыться бы сейчас. Смыть с себя пыль дорожную, освежить лицо брызгами холодными.
Обвела взглядом глухой лес, обступающий со всех сторон, и пригорюнилась — некуда бежать. Найдут ее тъерды, как бы не пряталась. Да и сил нет по-прежнему. После вчерашней скачки и ночи на жесткой земле чувствовала себя разбитой, как старое корыто. Каждый шаг, каждое движение отдавались болью мучительной, а как подумала, что сегодня путь продолжится верховой, так совсем осунулась, и слезы на глаза навернулись.
— Задержалась! — сурово произнес главный тьерд, заприметив, как, пошатываясь, вышла из кустов на прогалину, приютившую на ночь.
Лишь пожала плечами, и встала, обхватив себя руками. Утренний воздух свеж и влажен, а на ней лишь платье тонкое, в котором вчера из дому вышла. Прохлада по ногам стелилась, под подол забираясь, дрожать заставляла, да крепче себя обхватывать.
— Ешь, — ей в руки всучили краюху хлеба и кусок мяса.
— Я не голодна, — попыталась отказаться от даров нежеланных, но в этот раз воин был неумолим.
— Достаточно! Мы увидели, что ты не хочешь от нас ничего принимать. Прониклись до мозга костей, погрустили, — не скрываясь, насмехался над ней, — а теперь бери и ешь.
Привал будет в полдень, а до этого времени никаких остановок.
Чуть не заплакала, представив, что ее ждет впереди.
— Ешь, — снова прозвучал приказ неумолимый.
Осторожно откусила жесткое мясо, с трудом прожевывая небольшой кусочек. Есть хотелось до невозможности, живот сводило болезненной судорогой, но она не торопилась, грустно глядя перед собой.
Взгляд опустился на землю. В утреннем свете увидела камень, от которого ночью искры бежали. Темно-синий, мерцающий на гранях таинственными искрами.
Больно странной была форма его. Треугольный, широкий с одного конца, сужался к другому. На вид зуб напоминал огромный. Или… Или чешую.
Похолодела изнутри не в силах отвести взгляда от артефакта, сообразив, что перед ней. Чешуя кобальтового дракона! Осталась, с древних времен нетронутая!
И они надеются, что она: Дэни из погорелых Золотых Песков, поможет их воскресить? Никогда! Даже если бы сил хватило, не стала бы помогать!
Никогда!
Как и говорил главный тьерд, привала не было до самого полудня. Они мчали вперед по узким тропам, свернув с большой людной дороги. Петляли по лесу, огибая бескрайние поля. На открытые места всадники не выезжали, и Дэниэль понимала почему. Опасались драконов. Несколько раз над ними пролетали исполинские змеи, янтарными глазами рыща по земле. Дэни насчитала пятерых. Сколько их было на самом деле, неизвестно.
Ее похитители всегда были начеку и заранее знали, когда к ним приближался дракон золотой. To ли зрением их природа наградила соколиным, то ли чутьем волчьим, но всегда успевали свернуть под сень деревьев раскидистых, чтобы с воздуха незаметно было.
