Убить! Убить соперника любой ценой! К Дроту клятву!
Безумный, ослеплённый ревностью, он бросился вперёд — и провалился в бездонный тёмный колодец.
Клахэ! Ненавистная ведьма! Куда она его переместила?
В зелёном сумраке он падал и падал. Целую вечность. Мимо проносились кирпичные стены в бархате плесени. Позади стремительно удалялся световой круг. Внизу плескалась абсолютная чернота. Узкого колодезного пространства не хватало для того, чтобы распахнуть крылья, взлететь, и ему оставалось безропотно следовать единственному возможному маршруту. Вниз, во мрак.
Спустя час, неделю, месяц, год — падая в темноте, трудно следить за временем — Сивер осознал изощрённую гениальность ведьминого плана: из ловушки он выберется, только полностью успокоившись.
Значит, придётся взять себя в руки.
Ничего, даже если Миалэ доведёт начатое до конца — пригреет на груди белобрысую гадину, Сивер найдёт способ отравить сопернику жизнь.
Готовься, ушастый! Готовься!
* * *
— Куда он делся?
Только что Сивер был здесь — рычал, крушил в бешенстве комнату. Даже сорвал с петель дверь. А потом бросился на соперника, выпустив когти, и… исчез. Растворился в воздухе.
Я посмотрела на ведьму. Если в радиусе десяти метров происходило что-то непонятное, сверхъестественное, ответы следовало искать у Кхалэ.
Советница пожала плечами:
— Ну а как ещё ты предлагала его утихомирить?
Я похолодела:
— Ты что… Ты его убила? Растворила?
— Прелестные у тебя фантазии. Приятно, что ты настолько высокого мнения о моих способностях. Не убила — отправила во временную петлю. Выйдет оттуда, как только успокоится.
Я облегчённо выдохнула.
— Итак, приступим к брачному ритуалу? — сказала она. — Или желаешь обстановку торжественнее?
Я оглядела разгромленную спальню: опрокинутая настольная лампа, на паркете осколки разбитого зеркала, следы от когтей на стенах, раскуроченный дверной проём, из которого сиротливо торчали обломки дерева.
— Э-э-э…
— Глубокомысленно. Но хотелось бы чуть более развёрнутый ответ. Может, спросим у жениха?
Эльф оправился от первого шока и теперь старательно делал вид, будто происходящее его не касается. Даже обидно стало. Словно за безгласную статую замуж выходила, а не за живого мужчину.
«А что вообще представляет из себя ритуал? — это я на всякий случай спросила мысленно, чтобы не выходить из образа замужней драконицы, которая обо всём должна знать. — Что-то сложное? Придёт священник… или там жрец какой, окурит нас благовониями, прочитает пафосную речь и заставит обменяться клятвами?»
«Просто укуси его».
«В смысле? Вот так взять и укусить? Как бутерброд?»
«Твои метафоры сегодня доставляют. Да, как бутерброд, только жевать не надо».
Я уставилась на белую эльфийскую шею, на тревожно пульсирующую сонную артерию.
Укусить. До крови? Вот этими зубами?
«У тебя есть другие?»
«Не то, чтобы… »
«Надо поставить метку».
Я представила, как подхожу к Вечеру, прошу наклониться — всё-таки дылда он ещё та — а потом вгрызаюсь в нежную кожу человеческими зубами.
Нет. Я не смогу. Вдруг ему будет больно?
Ведьма закатила глаза.
«Ты дракон. Выпусти клыки и доверься инстинктам».
«Хорошо. Укушу я его, а потом что?»
«А потом он укусит тебя».
«Что? Он же эльф! Он не умеет!»
«Значит, заплетёт тебе косу».
Ведьма откровенно надо мной насмехалась.
Чудесный брачный ритуал. Так я свою свадьбу всегда и представляла: я кусаю жениха за шею, а он мне в знак любви и верности заплетает косички.
— Знаешь, да. Давай обстановку поторжественнее.
Всё-таки первый раз замуж выхожу. В этой жизни, по крайней мере.
Глава 25
Более торжественной обстановкой ведьма посчитала мою спальню — туда нас с эльфом и перенесла.
А что? Мебель и стены целы, дверь на месте, осколки стекла на полу не валяются — чем не свадебный зал? Да ещё и до кровати рукой подать. Это уже на случай первой брачной ночи, которую, впрочем, мне предстояло провести в одиночестве. Я ведь пообещала, что не трону будущего мужа и пальцем.
Пальцем-то я, конечно, его не трону, а вот укусить за шею придётся.
Только как это сделать? Чтобы и до крови, и не больно, и я себя при этом глупо не чувствовала.
Похоже, о драконьих брачных традициях Вечер был осведомлён лучше, чем я. Потому что нагнулся, подстроившись под мой рост, спрятал взгляд под длинными опущенными ресницами и расстегнул три верхние пуговицы рубашки — обнажил шею. Кусай, мол. Ставь метку.
Скулы и кончики острых ушей при этом трогательно заалели. Под кожей судорожно дёрнулся кадык.
Волнуется?
Я давно догадалась, что отслеживать чужие эмоции можно и без чтения мыслей — с помощью наблюдательности и драконьего слуха. Сердце Вечера колотилось как бешеное. Захотелось прижать руку к его груди и ловить отдающуюся в ладонь отчаянную пульсацию.
То, как откровенно эльф предлагал себя укусить, как неловко, но решительно оттягивал ворот светлой рубашки, как краснел и прятал глаза, и то, как вся эта стыдливая невинность сочеталась с широкими плечами и руками настоящего воина, — зажигало меня, словно спичка поднесённая к фитилю.
Красивый. Какой он был красивый с иллюзией, скрывающей порез на щеке. Эти волосы, эта белая кожа без единой неровности, родинки, проступающей венки. Глаза, в которых тонешь. Губы, которые жаждешь поцеловать. Скрытый рубашкой идеальный рельеф груди, кубики твёрдого живота, мышцы рук.
А запах…
Особенно сильный в том месте, где чувствовался ток крови.
Закрыв глаза, я припала к сонной артерии. Втянула чарующий аромат: горечь трав, свежесть недавно прошедшего дождя, нотка медовой сладости. Вкус её, мягкий, волнующий, осел на языке, разлился во рту. Эльф в моих объятиях дёрнулся, застонал. Я прижалась крепче, вошла в него глубже — клыками, душой, магией.
Мощная волна удовольствия прокатилась по всему телу. Это был оргазм, более сильный, долгий, чем я когда-либо испытывала. Чистое, ослепительное блаженство. Прижатый ко мне мужчина несколько раз крупно вздрогнул, его стоны наполнили комнату. И если первый стон был стоном боли, то теперь голос срывался от криков наслаждения.
Я словно качалась на волнах, и с каждой секундой гребень волны поднимался выше, приближая меня к экстазу, разделённому на двоих. Тело, которое я оплела руками, напряглось, стало твёрдым, начало мелко подрагивать, а потом эльф выгнулся и завыл — сладко, протяжно. Рухнул в алую бездну удовольствия, в этот огненный бурлящий котёл, увлекая следом меня, ослепшую, оглохшую, будто расщепившуюся на атомы.
В себя я приходила медленно. Когда зрение вернулось, я обнаружила, что в комнате мы одни: Кхалэ ушла. Вечер опирался на изголовье кровати и всё ещё пытался отдышаться. На шее наливалась кровью метка — следы от моих клыков. Рубашка оказалась разорвана в лоскуты. А брюки…
Эльф кончил. Кончил ни разу к себе не прикоснувшись. Просто от того, что я с ним делала. От моего укуса.
Возможно, в этом и заключался брачный ритуал — взаимное удовольствие было его неотъемлемой частью. То, что произошло между нами, казалось чем-то сакральным, более интимным, чем секс, и разрядка наступила более полная. Такой сытой, расслабленной, довольной жизнью я не ощущала себя никогда.
Эльф дрожал — ловил последние отголоски наслаждения. Когда наши взгляды пересеклись, он облизал губы в безотчётном, но недвусмысленном жесте. Голубые глаза потемнели, словно небо в грозу.
Он поднял руку и осторожно коснулся метки на шее. Скривился, почувствовав боль.
И снова тёмное желание проснулось, наполнило меня, затопило.
Как я его хотела! Сейчас. В этот самый момент.
И сколько нежности, сколько любви плескалось в душе.
Мой! Только мой!
Бездна, я готова была его сожрать! Целиком. Проглотить как удав добычу.
Пришлось напомнить себе об обещании не принуждать к близости. Этот брак затевался не для моего удовольствия.
