ты все равно остаешься профессором, а я – студенткой, которая может вылететь из университета по одному твоему слову. Не говоря уж обо всем остальном – я обвела взглядом кабинет, обставленный добротными и явно недешевыми вещами.
– Это правда. Правда и то, что я преподаю пятнадцать лет и за это время научился видеть студентов насквозь без всякой эмпатии, так что перстень не сильно тебе поможет. То, как вы сегодня переглядывались с Томасом – надо быть вовсе дураком, чтобы не понять, что к чему. И все же, – он снова обезоруживающе улыбнулся, – я в самом деле хочу исправить впечатление, которое у тебя обо мне сложилось.
Его голос, низкий, глубокий, словно обволакивал мягким одеялом, проникал в тело, растекаясь теплом в груди, заставляя загореться щеки. Нет, это чай, просто слишком горячий чай, и…
Да кого я обманываю, на самом деле! Всегда смеялась и над любовью с первого взгляда, и над влюбленностью в преподавателя. Вот и досмеялась. От одного его взгляда обмираю. Гормоны, чтоб их!
– Зачем? – поинтересовалась я холодно.
– Хотя бы потому, что не люблю выглядеть сволочью.
– Это «потому что», а не «зачем».
Он хмыкнул.
– Всегда ловишь других на слове?
– Ты же ученый, – ответила я ему в тон. – Значит, должен понимать, насколько важны точные формулировки.
Выставит, как пить дать выставит. Вряд ли он привык, чтобы студенты разговаривали с ним в таком тоне. Впрочем, после того, как я закатила ему истерику, терять уже все равно нечего. Надо же было так сорваться, позорище просто! Впрочем, я всегда плохо умела справляться с эмоциями, потому и выбрала специальность, где риск сорваться на пациента минимален.
Выставит – может, и к лучшему, с глаз долой… Биохимическая буря проходит быстро, если не подогревать ее встречами да несбыточными мечтами. Так что сейчас мне надо думать не о том, что бросает в жар, стоит случайно встретиться взглядом, а о том, что Винсент сменил тактику, но не намерения.
А, может, в самом деле рассказать ему обо всем? Невозможно же вечно жить настороже, шарахаясь ото всех. Угу, может, еще и инквизитору рассказать? Совсем мозги от гормонов размякли. Если у мужчины шикарная улыбка и объятья, в которых грелась бы и грелась, это не повод ему доверять.
Он надолго замолчал, покачивая в руках кружку и явно о чем-то размышляя. Я не мешала ему, прихлебывала чай, в самом деле очень вкусный, с едва заметной терпкой горчинкой. Медовая сладость только испортила бы его. К слову, Винсент свой чай тоже не сластил.
– Хорошо, – сказал он наконец. – У тебя свои тайны, у меня свои, но нам придется как-то договариваться и работать вместе.
Придется? Это мне придется, а у тебя есть варианты. Или тебе за студентов по головам платят? Так из-за одной меня не обеднеешь.
– Для начала я хотел тебя попросить, чтобы ты подняла и расспросила тело Ивара.
Винсент нахмурился, вокруг рта появились жесткие складки.
– Конечно, я могу сам, но…
Разговаривать с телом, в котором уже нет жизни, смотреть в мертвое лицо друга и знать, что больше не будет ни веселых попоек, ни задушевных разговоров, ни бескорыстной помощи?
– Но это слишком больно? – прошептала я. – Прими мои соболезнования.
Он не ответил, только на миг плотнее сжал губы.
– Спросишь, почему ты, а не кто-то из старшекурсников?
Я кивнула.
– Потому что очевидно – тебе уже приходилось заниматься чем-то подобным. Может быть, не поднимать и расспрашивать мертвых, но каким-то образом… Возможно, в сыске, хотя, насколько мне известно, женщин они берут только в осведомители. Или какой-то тайный орден, потому ты и молчишь так упорно. Зачем только тратить агента с такими мозгами на такого, как я – никак в толк не возьму.
– У тебя паранойя, – вздохнула я.
Он вскинулся:
– Что это значит? Ты уже второй раз употребляешь это слово.
– Мания преследования.
– Скажешь, я придумал, что на некромантов идет охота?
– Не скажу. Что-то действительно нечисто, но я тут совершенно ни при чем.
Теперь пришла моя очередь размышлять, уткнувшись носом в почти пустую кружку. Очень хотелось выговориться, наконец, и будь что будет. Но мое ли это желание?
– Эмпатия работает в обе стороны? – спросила я. Невпопад, но Винсент понял.
– Нет. Я лишь слышу чужие эмоции, но не передаю свои. – Он замешкался, потом все же добавил. – Обычно не передаю. За исключением некоторых ситуаций м-м-м… довольно личного характера. Эта к ним не относится, так что каковы бы ни были сейчас твои желания, они только твои.
– Это каких… – начала было я. Он ухмыльнулся прежде, чем я успела договорить, и до меня, наконец, дошло. Ойкнув, я спрятала пылающее лицо в кружку. Да как так у него получается раз за разом вгонять меня в краску, точно школьницу!
– Размечтался, – буркнула я, не поднимая глаз. Прижалась лбом к теплой кружке, закрыла глаза, заставляя себя сосредоточиться на собственном дыхании, пока не удалось вернуть мысли в прежнее русло.
Что же все-таки делать? Если он не врет, мое желание… выговориться, а не всякое там! – не наведенное. Если не врет. Но или я доверяю человеку во всем, или вовсе к себе не подпускаю.
Варианта действий-то у меня всего два, и оба – хуже не придумаешь.
Первый – продолжить молчать, домолчаться пока чаша его терпения переполнится – и одному господу богу известно, что он тогда сделает. Особенное, если тот – или та – кто устроил охоту на некромантов, доберется до кого-то из студентов, за которых Винсент несет ответственность. Да и не смогу я долго учиться у человека, который в каждом моем слове ищет двойное дно. Даже не стоит дожидаться, пока выгонит, сама не выдержу. Отчислюсь. Дар мне наверняка запечатают, как недоучке.
А за воротами университета наверняка будет поджидать инквизитор с распростертыми объятьями, ведь стараниями Винсента я наверняка нажила себе врага. Это студенты подсудны только совету университета, а девчонка без роду без племени…
Второй вариант – рассказать все как есть. Если не поверит – возвращаемся к первому варианту. Еще и наверняка оскорбится, заподозрив, что я держу его за идиота. Если сочтет чокнутой – может решить, что я безвредна, и оставить, а может – отправить в местный аналог бедлама, причем из лучших побуждений. Самый безобидный, как ни странно, вариант – если он решит, что я одержима бесом или демонами или как их тут называют. В нашей реальности таких считали невиновными, изгоняли бесов и отпускали с богом. Хотя, опять же
