из последних сил стараюсь угомонить разбушевавшиеся эмоции.
Я буду просто работать, буду жить дальше и по максимуму минимизирую наше с директором общение.
Выбрав музыкальное произведение для нашего хора, я вместе со своими детками внимательно изучаю его: считаю, что мои ученики обязаны знать имя композитора, его биографию, время, когда была написана музыка, событие, которое побудило творца к созданию шедевра. То же самое касается слов и поэта. Всё это очень и очень важно! И если произведение не на русском языке, то я даю чёткий перевод текста, а также особенности гармонии и музыкальной формы. Все эти знания помогают нам определить направление работы с нашим новым номером.
Заработавшись и отвлёкшись, я почти забываю о том беспределе и хаосе, что творится в моей жизни. У одной из девочек оказывается день рождения, я оперативно заказываю пирожные, и мы всем хором поздравляем её, поднимая стаканчики сока за её здоровье и отличную учебу.
Мне становится легче. Отпускает понемногу. Будем жить как жили раньше. Надо просто отпустить прошлое и относиться к Султанову как к чему-то, что было давно и стало неправдой. Сейчас, когда мы все разобрались, я думаю, он успокоится. Ему явно стыдно за свой поступок.
Детишки собирают свои сумки, медленно расходятся по домам. Я в четвёртый раз скидываю звонок Родиона и, не читая, удаляю его сообщения. Надеюсь, что, зная мой упрямый характер, он не додумается прийти сюда. Я успокоюсь, потом мы поговорим.
Оставшись одна, задвигаю шторы, поправляю стулья, снова поливаю цветы.
Затем чувствую, что в классе кто-то есть. Резко оборачиваюсь. В дверях стоит Султанов. Опершись плечом о косяк, он хмуро смотрит на меня. Не отрываясь, наблюдает за каждым моим движением.
— Уже закончили, Виолетта Валерьевна?
Увидев его, снова вздыхаю. Иногда бывает больно так, что сил на крик уже не остаётся. Но, как бы там ни было, хватит с него того, что он видел днём мои слёзы. Больше я ему такой радости не доставлю.
— Будут какие-то указания по концерту? Пожелания? Номер новый придумали? Хотите спеть?
— Нет. Просто хотел предложить подвезти вас домой. — И слегка меняет позу, так что привычно белая рубашка обтягивает мышцы рук, демонстрируя шикарный рельеф. — Ваш дом находится по дороге в тренажерный зал, который я посещаю. Поэтому я решил…
Не могу сдержать истеричного смеха, аккуратно складываю ноты, стоя у своего рабочего стола.
— Поэтому вы решили, что мы с вами теперь друзья? — неискреннее улыбаюсь, поворачиваясь к нему. — Вы опять послушали своего друга и сделали вывод в обратную сторону. Теперь я больше не шлюха и достойна того, чтобы возить меня на переднем сиденье? Дальше что? Деньги мне будете предлагать на ребёнка? Тест ДНК уже не нужен? Поздравляю, вы стали папой?! Такая у нас нынче программа?
Убрав на столе, приближаюсь к нему. Он явно растерян. Стоит как вкопанный.
— А потраченные годы и литры слёз мне кто вернет? У меня, между прочим, после вашего фортеля в загсе давление до ста пятидесяти скакнуло. Снижали уколом в вену. Это хорошо, что на постоянные лекарства не посадили, а то мало ли что. И это при том, что я была беременна…
— Виолетта Валерьевна, вы неоднократно соглашались с тем, что изменили мне, вы повторяли, что ребёнок от него, вы смеялись мне в лицо и говорили, что Иван утверждает чистую правду, я ведь не один раз приходил и даже не два, — он хмурится, это делает особенно заметными выступающие острые скулы и угловатую челюсть.
— Я помогала вам верить в то, во что вы охотно поверили, Марат Русланович. А теперь прошу вас покинуть мой класс. В любом случае меня заберет Родион, он как раз планировал настраивать сегодня фортепиано в актовом зале…
И неважно, что с Родионом я тоже не разговариваю. Пусть не думает, что раскрывшаяся правда что-то изменила.
— Родион больше ничего здесь настраивать не будет.
— Это ещё почему, Марат Русланович?
— Личный приказ директора не пускать Родиона Дмитриевича на порог нашей школы.
— Ах так?!
— Именно так.
Слегка задержавшись, киваю ему на выход.
— Мне надо дверь закрыть и ключи сдать на вахту. А вам в спортзал. Я лучше пешком до утра буду идти, чем в машину вашу сяду. И как вы за руль собрались? Водку днём пили. Что-то очень много нас стало в жизни друг друга, не находите?
Русланович пьяным не выглядит. Он явно забыл о том, что жахнул рюмку, узнав, что теперь папаша.
Но мне всё равно. Я гордо иду мимо. К автобусу.
— Животик больше не болит? — Наклоняюсь к дочери, помогая ей застегнуть курточку.
— Нет, мама, не болит.
— Хорошо.
— Мама, я хочу сама лифт вызвать. Я вперёд побегу, ладно?
И, не дождавшись ответа, дочка открывает дверь и исчезает в подъезде. А я остаюсь со своей матерью наедине.
— Как там наш новоиспечённый папаша поживает? — Завязывает мама платок на шее.
Пожимаю плечами. Я сказала ей, что Иван всё выложил и Султанов теперь в курсе. Всё это странно влияет на моё состояние. Я как будто в тумане.
— Он поменял мне стол и стул в кабинете. Коллеги интересуются, за что мне такая честь.
— О как. Старается.
— Совесть мучает.
— Пусть мучается. Так ли мы мучились, когда он тебя в загсе…
— Ладно, мам, — перебиваю, совсем не хочется снова по старой мозоли. — Я тебя прошу. У меня сегдня генеральный прогон. Меньше всего на свете я хочу обсуждать Султанова, — поморщившись.
Хотя неосознанно я всё время о нем думаю. А ещё он мне снится.
Мама забирает Алёнку, и вместе они идут в садик, а я направляюсь к школе. Полдня на работе проходят совсем как раньше, в досултановские времена. Я с азартом разучиваю с ребятами номер. Разгребаю текущие дела и почти не чувствую той боли, что в последнее время поселилась в моей груди на постоянной основе. После обеда я вспоминаю о том, что мне нужно обсудить кое-что с Валей. А телефон у меня совсем сломался. Недавно я уронила его и разбила экран, а теперь, похоже, он полностью сдох и надо его менять. В общем, топаю к коллеге ножками.
Поднимаясь по лестнице, замечаю, что меня обгоняет высокая стройная девушка. Со спины я не сразу узнаю её, думаю, чья-то мама, а когда она разворачивается, пересекая передо мной лестничную площадку, понимаю, что это директорский вареник.
Она идёт к нему.
И вроде бы надо радоваться, что он наконец-то оставит нас с Алёной в покое. Вдруг они поженятся!