на нем не играть, то он расстроится. А настройка — процесс отнюдь не простой, требующий высокой квалификации. Что мы имеем? У вас стопроцентный слух. А я ваш шеф. Могу таскать вас куда угодно. И пользоваться своим служебным положением тоже могу. Что же касается места, куда мы отправимся, — там работают настоящие профессионалы, которые осуществляют настройку инструмента в соответствии с музыкальными законами. Нам нужен новый настройщик!
— Вы… вы… У меня просто слов нет! Вы издеваетесь? Зачем вы уволили Родиона?
— А вам и не нужны слова, вам нужно слушать меня и настройщика. Возражения не принимаются. Это приказ.
Вот что делать? Такая дурацкая ситуация. Если бы моим директором был кто-то другой, разве пришло бы мне в голову спорить с его решением? Конечно, нет. Встала бы и пошла. Но стоит мне отказаться, и он решит, что я боюсь.
Мне, само собой разумеется, крайне неприятно его общество. Но, если так подумать, я простой педагог, а он руководить крупного образовательного учреждения. И я обязана ему подчиняться.
И тут до меня доходит. Валентина же тоже обладает идеальным слухом. А если она придет к нему в последний момент и скажет, что мне стало плохо, то он будет вынужден поехать с ней вместо меня.
Поэтому ближе к назначенному времени я, согнувшись пополам, снова ползу к кабинету Валентины.
Она охает, ахает, предлагает мне таблетки и просит обратиться в медпункт.
Мне ужасно стыдно, и я вполне наверняка сгорю в аду. Но ад будет на земле, если я начну разъезжать с директором в его машине. Валя настоящая подруга и, пожалев меня, естественно соглашается. Она звонит мужу, сообщает, что должна задержаться по работе. Я собираю вещи и тихонько спускаюсь по задней лестнице. Там, около кабинета завхоза, находится второй пожарный выход.
Оглядываюсь. Вроде никого нет. Неужели выгорело? Ох. Аж подпрыгиваю от радости, напевая веселую песню из разучиваемых нами в классе, и, открыв дверь на улицу, натыкаюсь на Султанова, что прямо передо мной повис на косяке и смотрит демоном.
— Это что ещё такое?
— В смысле?! — Хватаюсь за живот, сморщившись.
— В коромысле. Не ломайте комедию, Виолетта Валерьевна, вы только что громко пели о любви. Вы думаете, я совсем идиот?
— Я ничего не думаю. Я пытаюсь найти медицинскую помощь. А песня — она, как известно, строить и жить помогает.
Он прищуривается. А я разгибаюсь, сжав губы и закатив глаза.
— Зачем вам именно я, а? Ну возьмите Валентину.
— Не хочу Валентину. Хочу вас.
Я понимаю, что он говорит о работе. И вообще имел в виду совсем не это, и я его ненавижу из последних сил… Но он явно сменил курс наших отношений, и мне это не нравится. Кем он себя возомнил? Он меня бросил, уничтожил, обидел, он… Список можно продолжать бесконечно. Встречаюсь с ним глазами, стараюсь держаться как можно безучастнее, но это не помогает, от его слов я краснею до корней волос и чувствую, как всё тело обдает жаром.
Вот же гадство!
— За такие разговоры можно и в тюрьму попасть. Это… как его! Харассмент!
Я практически топаю ногой от негодования.
— Я просто прошу вас выбрать настройщика для нашей школы, а вы надумываете невесть что и прячетесь!
Плохо врёт Марат Русланович. А ещё между нами опять начала образовываться связь, я её чувствую. И надо скорее её рвать, чтобы не оказаться мягкотелой дурой, которая простила мужику то, что прощать ни при каких обстоятельствах нельзя.
— Я плохо себя почувствовала и решила поменяться с Валентиной.
Он слегка меняет позу, скрещивая руки на груди, но всё равно не даёт пройти.
— Раз вы плохо себя чувствуете, я отвезу вас в больницу.
— Не надо меня в больницу!
— А куда надо? — улыбается директор.
Он смотрит на часы. Потом на меня.
— Вам кажется забавным удерживать своих подчиненных в коридоре силой?
— Мы просто опаздываем.
— С Валентиной вы бы успели, Марат Русланович.
— Валентина уже дома спит. Ну же, хватит прикидываться ветошью, не заставляйте меня тащить вас волоком. Это увидят другие учителя и начнутся разговоры. Помните, как плохо было Ульяне Сергеевне, когда поползли все эти сплетни..
Вздохнув, прохожу мимо него, направляясь к стоянке.
— Не пойму, это абьюз или шантаж?!
— Ну и словечки у вас, Виолетта Валерьевна, это вы из телевизора набрались?
— В любовных романах начиталась! Знаете, просвещаюсь на досуге, как не стать жертвой предающего тела.
Так, перекидываясь колкими фразами, мы незаметно доходим до директорской машины, и он открывает для меня дверь. А дальше я замираю, потому что в нос бьёт резкий аромат цветов, так бывает, когда зайдешь в цветочный магазин. На переднем сиденье сразу три букета, а заднее просто забито цветами до верха.
— Что это значит, господин директор?
Он переходит на сладострастный шепот:
— Я не знал, какие вы теперь любите, Виолетта Валерьевна.
Шокированно оглядываюсь на него.
— Поэтому очистили свежие могилы?
— Я купил их для тебя.
Он стоит прямо за моей спиной. Мне это не нравится. Связь окутывает нас сладострастной паутиной. Рядом с ним я всегда себя чувствовала желанной, беззащитной, красивой жнщиной. А потом он сошёл с ума от ревности и бросил меня у загса! А вдруг ему нечто подобное снова взбредёт в голову? Зачем связываться с подобным человеком?
Я хочу сбежать. Боль никуда не делась. И я даже не догадываюсь, зачем он это делает!
— Я, конечно, всё понимаю и очень извиняюсь, но с какой целью вы это устроили? Париться розами больно, Марат Русланович. Подметать неудобно. Зачем вы это купили?
Он всё ещё придерживает дверь. А я по-хозяйски сгребаю цветы с переднего сиденья, переваливаю на заднее, деловито сажусь и поправляю юбку. Пристёгиваюсь с невозмутимым видом, хоть и голова немного кружится.
— Потому что я не знаю, как к тебе подступиться, — произносит директор вкрадчивым многозначительным шепотом и аккуратно закрывает мою дверь.
Признаётся, что его ко мне тянет. Если это ради дочки, то хватило бы общения с дочкой. Меня-то зачем в пропасть тянуть?
Гордо смотрю вперёд. И очень надеюсь, что не секретарша покупала мне все эти букеты. А он сам. Иначе пойдут разговоры. Стараюсь на чём-нибудь сконцентрироваться. Рассматриваю приборную панель. Делаю вид, что это не меня сейчас завалили цветами. Внутри вспыхивает. Но, как известно, чем быстрее потухнет пожар, тем скорее начнется разборка завалов. Директор садится за руль, а у меня опять шкалит пульс. Уговариваю себя успокоиться.
— Ко мне не надо подступаться, Марат Русланович, я вам не новый
