красных колпаках под заезженную давно приевшуюся мелодию.
Ева всегда любила это время, но сейчас приметы праздника совсем не радовали – раздражали.
Красочные игрушки, блестящие шары, совушки, олени, медвежата не привлекли её внимания, Ева лишь мельком взглянула на них. А отвернувшись, увидела Макса со Светкой! Те неожиданно вывернули из-за угла и тут же остановились, припав друг к другу в долгом поцелуе.
Они были совсем рядом – стоило только протянуть руку, чтобы сдёрнуть с головы бывшей подруги ярко-малиновый берет. Или отвесить Максу подзатыльник!
Сердце пустилось в галоп. Мысли заметались.
Что делать? Как быть?! Сейчас они увидят её и… что? Что тогда??
Допустить подобное было никак нельзя. Невозможно!
Попятившись, Ева приникла к двери ближайшего дома и, поднажав на неё, быстро скользнула внутрь.
В вестибюле было пусто и тихо.
В закутке за деревянным ограждением восседала хмурая тётка, вязала на спицах длинное коричневатое полотно.
– Библиотека не работает. – буркнула она при виде Евы. – Ясно же написано – санитарный день!
– Извините, – отступила было Ева, но через застеклённые двери увидела продолжающую миловаться парочку. Поглощённые друг дружкой, те словно приросли к месту и не собирались уходить.
– Мне… мне… в туалет! – выпалила девушка и метнулась в боковой коридорчик.
– Куда-а-а? – завопила тётка, перегнувшись через деревянный барьер. – А ну, назад!
Но Еву было не остановить. Она пронеслась по длинному полутёмному проходу и уткнулась в тупик.
Тяжёлая металлическая дверь с табличкой «Запасник» была слегка приоткрыта, и, не раздумывая ни минуты, девушка заскочила туда. Она едва успела разглядеть узкие ряды стеллажей, заставленных чем-то вроде коробок и книг, как дверь с противным клацаньем захлопнулась.
Ева оказалась в ловушке!
Занятая мыслями о Максе и Светке, она не успела испугаться. Быстро достав телефон, только собралась нажать на иконку фонарика, как в темноте прозвучал смачный чих!
– Поезию ей подавай… – раздражённо прогнусавил кто-то и снова чихнул. – Поезией сыт не будешь. Лучше бы рыбки попросила. Хотя, какая теперь рыбка. Кум-водяник давно приснул. Один я маюси, топчу земелю. Ни сну, ни продыху не ведаю…
Голос сбился на новый чих, и, пожелав себе здоровья, снова ударился в жалобы:
– Стихи, говорит, деклари… деклару… декламу… Тьфу, заумь! Что за словеса понадумали! Не желают выговариватьси!
– Декламируй, – машинально поправила Ева, безуспешно вглядываясь в черноту помещения и напрочь позабыв про фонарик.
– Вот, вот! – с готовностью откликнулся голос. – Точно так и сказала. Декларируй! Может, посоветуешь, кого декларирувать-то? Я в этом ни бельмеса не ведаю.
– Я Бальмонта люблю… – растерялась Ева. – Но вы же работаете в библиотеке, лучше меня должны в поэзии разбираться.
В темноте завозились, прозвучал очередной смачный чих.
– Ничего я не должон! В долг из принципу не возьму, хоть ты проси-умаляй! Тоскливая штука эта ваша поезия. Холодныя и голодныя! Тольки зря порошочек потратил. Аккурат на дорожку осталоси. Ну, бывай, девка. Не кашляй!
Ответить Ева не успела – перед ней заискрилось облако золотистой пыльцы. Внутри этого великолепия слабо просматривалась упитанная, смахивающая на кота, лохматая фигура.
Отсалютовав книжным томиком, фигура забористо чихнула, всколыхнув сияющую пыль.
Холодные точечки осели Еве на лицо – закололи легонечко кожу, защекотали в носу, и она не сдержалась, всхрюкнула тоже.
В воздухе негромко звякнуло, а потом Еву сдёрнуло с места и куда-то поволокло.
– Держиси! – только и услышала она, проваливаясь в пустоту.
Мир раскачивался словно качели, и Ева раскачивалась вместе с ним, изо всех сил пытаясь не отключиться.
Наконец, верчение немного поутихло.
– Девка, – взволнованно вопросил тот же голос. – Ты как, жива?
Чуть приоткрыв глаза, Ева кивнула. И прошептала следом:
– К-к-кажется, да.
В голове гремела и отбивала басы заезженная попсовая мелодия.
– Та-ра-ра! Та-та-та! – вторили ей пронзительные женские вопли.
Посреди небольшой комнаты пританцовывала и крутилась перед столом курпулентная розоволосая тётка.
Длинная толстая коса, перевязанная алой лентой, моталась по сторонам в такт причудливым па. Чёрные лосины и улепленная стразами голубая майка дополняли невообразимый образ.
– Аа-а-а… – пропела тётка и, довольно притопнув, похвалила себя. – Классно сплясала, Матрёша! Всех сделаешь, всех порвёшь!
– Свистит чердачок у психической, – кот из золотистого облака прокомментировал этот пассаж. – Совсем стронуласи на любовной почве. На конкурс красоты
