— И?
— Человеческая популяция растёт, — продолжил он, решив облегчить другому мужчине задачу. — Всё больше и больше людей — и даже несколько демонов — имеют решающее значение для будущего этой самой планеты.
Азраэль кивнул.
— Праймори.
— Да. Мы решили, что им нужны специализированные стражи. Стражи, воспитанные среди людей, чтобы улучшить их понимание примитивных существ, к которым, похоже, благоволит Создатель. — Габриэль остановил дождь. — Мы хотим, чтобы ты стал отцом этих стражей с ангелами, которых мы будем посылать к тебе
На мгновение всё стихло. Дождь прекратился, и даже ветер не дул. Выражение лица Азраэля застыло, и Габриэль инстинктивно потянулся к силе. Он даже не был уверен почему. Он намного сильнее Азраэля. И всё же, чувствовал что-то внутри другого мужчины, как будто огромный неиспользованный источник силы вот-вот должен был вырваться на свободу. Впервые он задумался, не было ли ошибкой выбрать для этого Азраэля.
— Позволь уточнить, — тихо сказал Азраэль. — Ты хочешь, чтобы я вытрахал целую расу существ, создав другую расу для сбора душ, и мучил злых демонов?
Габриэль вздохнул. Азраэль был таким же прямолинейным и непримиримым, каким и отец.
— Это точное, — хотя и грубое — резюме.
Азраэль медленно поднял к небу лицо, и его гладкие чёрные крылья взметнулись вверх. Он был воплощением ангела, который почувствовал призыв к исполнению долга. Даже если это дерьмовая работа, полная изоляции, зла и коррупции. Но только один человек во вселенной мог это сделать, и Габриэль внезапно понял, что это именно Азраэль. Он не ошибся, выбрав его. Любые ошибки, допущенные с этого момента, не Габриэля. Только Азраэля. Но это не помешало бы Габриэлю следить за происходящим.
— Я согласен. — Азраэль многозначительно посмотрел на Габриэля. — Но не буду создавать кучу новых ангелов, и уверен, что захочу внести изменения в контракт.
Габриэль замолчал. Его послали за согласием Азраэля, но Азраэль согласился только на половину того, что им нужно.
Он мысленно пожал плечами. Небеса всё равно заставят его принять условия сделки позже.
— Тогда дело сделано.
Азраэль кивнул.
— И что теперь?
Облако над головой Габриэля почернело и поползло по небу, поглощая синеву и солнце. Это не дело рук Азраэля, и не Габриэля. Ветер усилился, с воем проносясь по дюнам и поднимая тучи песка.
— Что происходит?
— Предзнаменование, — прокричал Габриэль сквозь завывающий ветер. Это знак того, что, хорошо это или плохо, но это событие должно было произойти. Молния сверкнула над головой, когда Габриэль усилием воли вложил в руку косу, её грубая рукоять была вырезана демоническим столяром из ствола плотоядного дуба, а лезвие изготовлено лучшим небесным мастером оружия. Он протянул косу. — С этим у тебя будет сила разрушать и созидать. И твоё имя, выкрикнул Габриэль, — это ангельское слово, которое напоминает о переговорах с Сатаной по поводу жатвы душ в предсказанном Конце дней. — В другую руку он призвал клинок, используемый для отсечения связи силы Небес от крыльев ангела, не удаляя их полностью. — Когда мы закончим, ты навсегда будешь известен как Азагот, Жнец душ.
Глава 1
Об этой комнате знали немногие, и ещё меньше видели её. Даже его пара не знала о комнате ещё пару дней назад. В стремлении убедиться, что его женщина никогда больше не уйдёт, Азагот признался во множестве дерьма с момента возвращения Лиллианы к нему две недели назад, загорелая, беременная и связанная с цербером. Но признание о существовании этой камеры состояло из двух частей. Поэтому Азаготу пришлось рассказать, что он планировал тут делать.
Вдыхая затхлый воздух, пропитанный запахом страха, боли и серы, он провёл пальцем по полкам, заставленным пыльными бутылочками с зельями и глиняными горшками, наполненными ингредиентами, ради которых любой колдун убил бы своего отпрыска. Но могли сделать гораздо хуже за предмет, который делал эту комнату такой… особенной. Это не пульсирующая прозрачная клетка в углу, построенная из жил призрака тени. И не серный алтарь в центре комнаты. И даже не светящийся Символ Азагота, образующий гигантскую косу над дверью. А двигатель, который подпитывал мир, печь вечного адского огня, которая образовала всю восточную стену. Фиолетовое пламя излучало злую силу, которая манила Азагота. Он уже чувствовал, как злоба проникает в него, наполняя почти пересохший колодец.
Любовь к Лиллиане открыла его сердце и позволила злу внутри просочиться наружу. Теперь ему пришлось впустить его обратно. Но только на время.
Он обещал.
Но пламя взывало к нему, шепча, как любовница, чей оргазм превратил бы в пепел каждую унцию добра внутри. И в этом особенность зла — чувствовать себя потрясающе. Это невероятно освобождение, когда тебе насрать на всех, кроме себя. И в мире, созданном для боли, чем больше тебе нравилось причинять её, тем ты счастливее.
Азагот очень, очень счастлив в течение очень, очень долгого времени. А потом появилась Лиллиана, обнажившая эмоции и заставившая биться его сердце, и впервые за целую вечность он почувствовал боль. Ему она не понравилась, и он превратился в «огромную задницу», как она не раз называла его. Потребовался её уход, чтобы дать Азаготу понять — ему нужно больше посвящать её в свои дела. Поэтому, он рассказал ей о комнате, которую демонстративно назвал Покои Бытия, и о силе, которую она ему давала. А ещё пообещал, что не прикоснётся к пламени, как бы сильно оно его ни манило. Заряда, который он получил бы от такой близости, хватило бы подпитывать то, что он собирался сделать.
Словно услышав мысли Азагота, гриминионис, мужчина трёх футов ростом, закутанный в чёрный плащ, выскочил из винтовой лестницы позади и пронёсся к алтарю в центре зала. Место, где он родился. Благодарный за то, что отвлёкся от соблазна адского огня, Азагот похлопал по крышке алтаря.
— Запрыгивай сюда, Азраэль. Не думаю, что будет больно. По крайней мере, не так сильно, как твоё создание.
Азраэль, получивший ангельское имя Азагота, был первым гриминионисом и формой, по которой были созданы остальные. Что бы с ним ни сделали, остальные получат то же самое. Именно поэтому Азраэль никогда не покидал Шеул-Г ра.
С лестницы в комнату донеслись тяжёлые шаги, и мгновение спустя Гадес нырнул в дверной проём, его синий ирокез задел верхнюю часть косяка и поднял облако пыли.
— Какого чёрта ты вызвал меня во время еженедельной инспекции Чистилища? — Он хмуро посмотрел на Азраэля, отряхивая пыль с обнажённых плеч. Парню не нравились футболки, на что его подруга Катаклизм жаловалась, потому что не могла купить ему какую-нибудь традиционную человеческую одежду под названием «уродливый рождественский свитер». По крайней мере, Гадес круто выглядел в брюках, даже если они были облегающими, вызывающими тошноту, и меняющими цвет.
— И что ты с ним делаешь? — Азагот достал стеклянный флакон и пластиковый контейнер из сумки, которую он принёс. — Улучшаю навыки.
Взгляд Гадеса переместился к адскому огню, и тоска замерцала в льдисто-голубых глубинах глаз. В отличие от Азагота, он никогда не прикасался к пламени, но чувствовал приток зла и силы, которые оно несло. Пот выступил бисеринками на его лбу и груди, когда он боролся с притяжением, и резким, нескоординированным движением развернулся к Азаготу.
— Улучшаешь навыки? — хриплым голосом спросил он, пытаясь противостоять адскому пламени. — Для чего? Чтобы эффективнее собирать души? Они чувствуют смерть за несколько секунд.
Гриминионисы собирали не только злые души. Иногда они приносили и сомнительные человеческие души, и Азаготу приходилось разбираться с ними. Оставить их себе или отправить на Небесную переработку, скорее всего, в то, что одни называют Лимбо, а другие Чистилищем, где они пробудут до Судного дня. Но вопрос Гадеса справедлив. За тысячи лет Азагот не внёс никаких изменений в созданных им маленьких помощников-демонов. Не было нужды. За заметным исключением Сатаны, никто никогда не угрожал ему или его семье.
