добровольцев, но, по-видимому, управление собственным миром ада не привлекало ни одного ангела. Во всяком случае, ни одного здравомыслящего или квалифицированного ангела.
— Никто твоего уровня, — честно ответил Габриэль. — Нам нужен кто-то благородный. Кто-то, кому мы можем доверять. Твоя история с Сатаной делает из тебя ценное приобретение.
— Моя история, — проговорил Азраэль. — Я презирал этого ублюдка ещё до того, как раскрыл преступления, и он ненавидит меня. И, вы предполагаете, что я встану на сторону Небес в любом будущем споре.
Не было смысла отрицать, что вражда между Сатаной и Азраэлем сыграла большую роль в том, кого архангелы выбрали править новым миром, поэтому Габриэль просто кивнул.
— Неверное предположение?
— Вероятно. — Азраэль посмотрел на облако над Габриэлем, и оно стало больше и темнее по мере того, как наполнялось дождём. — В чём состоит эта работа?
— В основном, жатва душ демонов, а также душ злых людей. Ты будешь привязан к миру, но создашь расу существ, которые выполнят твою задачу на Земле и в Шеуле.
По земле начал хлестать дождь.
— Ты сказал «в основном». Что ещё?
— Назначать наказание, разрешать перевоплощения, и у тебя будет сила уничтожать души. Мы можем обсудить детали позже. И… — Габриэль замолчал, не уверенный в том, как представить следующее задание.
— И?
— Человеческая популяция растёт, — продолжил он, решив облегчить другому мужчине задачу. — Всё больше и больше людей — и даже несколько демонов — имеют решающее значение для будущего этой самой планеты.
Азраэль кивнул.
— Праймори.
— Да. Мы решили, что им нужны специализированные стражи. Стражи, воспитанные среди людей, чтобы улучшить их понимание примитивных существ, к которым, похоже, благоволит Создатель. — Габриэль остановил дождь. — Мы хотим, чтобы ты стал отцом этих стражей с ангелами, которых мы будем посылать к тебе
На мгновение всё стихло. Дождь прекратился, и даже ветер не дул. Выражение лица Азраэля застыло, и Габриэль инстинктивно потянулся к силе. Он даже не был уверен почему. Он намного сильнее Азраэля. И всё же, чувствовал что-то внутри другого мужчины, как будто огромный неиспользованный источник силы вот-вот должен был вырваться на свободу. Впервые он задумался, не было ли ошибкой выбрать для этого Азраэля.
— Позволь уточнить, — тихо сказал Азраэль. — Ты хочешь, чтобы я вытрахал целую расу существ, создав другую расу для сбора душ, и мучил злых демонов?
Габриэль вздохнул. Азраэль был таким же прямолинейным и непримиримым, каким и отец.
— Это точное, — хотя и грубое — резюме.
Азраэль медленно поднял к небу лицо, и его гладкие чёрные крылья взметнулись вверх. Он был воплощением ангела, который почувствовал призыв к исполнению долга. Даже если это дерьмовая работа, полная изоляции, зла и коррупции. Но только один человек во вселенной мог это сделать, и Габриэль внезапно понял, что это именно Азраэль. Он не ошибся, выбрав его. Любые ошибки, допущенные с этого момента, не Габриэля. Только Азраэля. Но это не помешало бы Габриэлю следить за происходящим.
— Я согласен. — Азраэль многозначительно посмотрел на Габриэля. — Но не буду создавать кучу новых ангелов, и уверен, что захочу внести изменения в контракт.
Габриэль замолчал. Его послали за согласием Азраэля, но Азраэль согласился только на половину того, что им нужно.
Он мысленно пожал плечами. Небеса всё равно заставят его принять условия сделки позже.
— Тогда дело сделано.
Азраэль кивнул.
— И что теперь?
Облако над головой Габриэля почернело и поползло по небу, поглощая синеву и солнце. Это не дело рук Азраэля, и не Габриэля. Ветер усилился, с воем проносясь по дюнам и поднимая тучи песка.
— Что происходит?
— Предзнаменование, — прокричал Габриэль сквозь завывающий ветер. Это знак того, что, хорошо это или плохо, но это событие должно было произойти. Молния сверкнула над головой, когда Габриэль усилием воли вложил в руку косу, её грубая рукоять была вырезана демоническим столяром из ствола плотоядного дуба, а лезвие изготовлено лучшим небесным мастером оружия. Он протянул косу. — С этим у тебя будет сила разрушать и созидать. И твоё имя, выкрикнул Габриэль, — это ангельское слово, которое напоминает о переговорах с Сатаной по поводу жатвы душ в предсказанном Конце дней. — В другую руку он призвал клинок, используемый для отсечения связи силы Небес от крыльев ангела, не удаляя их полностью. — Когда мы закончим, ты навсегда будешь известен как Азагот, Жнец душ.
Об этой комнате знали немногие, и ещё меньше видели её. Даже его пара не знала о комнате ещё пару дней назад. В стремлении убедиться, что его женщина никогда больше не уйдёт, Азагот признался во множестве дерьма с момента возвращения Лиллианы к нему две недели назад, загорелая, беременная и связанная с цербером. Но признание о существовании этой камеры состояло из двух частей. Поэтому Азаготу пришлось рассказать, что он планировал тут делать.
Вдыхая затхлый воздух, пропитанный запахом страха, боли и серы, он провёл пальцем по полкам, заставленным пыльными бутылочками с зельями и глиняными горшками, наполненными ингредиентами, ради которых любой колдун убил бы своего отпрыска. Но могли сделать гораздо хуже за предмет, который делал эту комнату такой… особенной. Это не пульсирующая прозрачная клетка в углу, построенная из жил призрака тени. И не серный алтарь в центре комнаты. И даже не светящийся Символ Азагота, образующий гигантскую косу над дверью. А двигатель, который подпитывал мир, печь вечного адского огня, которая образовала всю восточную стену. Фиолетовое пламя излучало злую силу, которая манила Азагота. Он уже чувствовал, как злоба проникает в него, наполняя почти пересохший колодец.
Любовь к Лиллиане открыла его сердце и позволила злу внутри просочиться наружу. Теперь ему пришлось впустить его обратно. Но только на время.
Он обещал.
Но пламя взывало к нему, шепча, как любовница, чей оргазм превратил бы в пепел каждую унцию добра внутри. И в этом особенность зла — чувствовать себя потрясающе. Это невероятно освобождение, когда тебе насрать на всех, кроме себя. И в мире, созданном для боли, чем больше тебе нравилось причинять её, тем ты счастливее.
Азагот очень, очень счастлив в течение очень, очень долгого времени. А потом появилась Лиллиана, обнажившая эмоции и заставившая биться его сердце, и впервые за целую вечность он почувствовал боль. Ему она не понравилась, и он превратился в «огромную задницу», как она не раз называла его. Потребовался её уход, чтобы дать Азаготу понять — ему нужно больше посвящать её в свои дела. Поэтому, он рассказал ей о комнате, которую демонстративно назвал Покои Бытия, и о силе, которую она ему давала. А ещё пообещал, что
